На далеких рубежах
Шрифт:
— А виноград! Вы только поглядите, Иван Васильевич, какой виноград, — продолжал полковник, бережно раздвигая руками шершавую листву.
Поддубный приблизился к веранде. В этот момент Телюков присел возле Лили, и они оба склонились над книгой или над журналом.
— Превосходный сорт, Иван Васильевич. Это тоже подарок колхозников. В Каракумах виноград, а?
Поддубный отвернулся от веранды, не желая, чтобы Лиля и Телюков увидели его.
— Отличный виноград, Семен Петрович, великолепный виноград, — рассеянно похвалил он, вынимая папиросу…
Из коттеджа вышла полная, белолицая женщина, белолицая женщина, закутанная в теплую шаль.
— Харитина, иди сюда! — окликнул ее Семен Петрович. — У меня гость. Познакомься. Оказывается, наш земляк.
Харитина Львовна, разглядывая гостя, чуть-чуть прищурилась и слабым голосом произнесла:
— Почему же ты, Семен, не приглашаешь гостя в дом?
— А у тебя найдется что-нибудь такое? — Полковник хитро подмигнул.
— Надо поискать, может, и найдется.
Поддубный отрекомендовался жене полковника.
— Я слышал, что вам нездоровится, — сказал он.
— Да, у меня был грипп, кажется. Но сейчас уже лучше стало. Проходите, пожалуйста, к столу.
Поддубный вежливо отказался, поблагодарив хозяйку дома. Простившись, он отправился домой, то есть к Гречке, который все еще трудился над подробным и обстоятельным письмом жене.
— Как же обрадуется Прися, когда прочтет мое письмо!..
— Да, обрадуется, — задумчиво протянул майор. — А вот мне, Максим, не везет!..
Он хотел сказать «не везет в любви», но промолчал. К чему здесь слова? А Телюков, конечно, ухаживает за дочерью полковника. Ну что ж, пусть… И, очевидно, не случайно полковник хвалил его, Телюкова…
Занятый письмом, Максим Гречка не обратил внимания на опечаленное лицо своего друга.
Глава третья
Майор Гришин делил летчиков полка на две категории: надежных и ненадежных.
Ко второй категории, то есть к «ненадежным», кроме явно «отчаянных», таких, примерно, как Телюков, он причислял всех возомнивших себя, по его словам, покрышкиными или кожедубами; это значило, что летчик не в меру увлекается большими скоростями и высотой, что он любит энергичный пилотаж и прочие вещи. Гришин считал, что от таких летчиков можно ожидать чего угодно, только не успеха в выполнении первейшего требования — летать без аварий и катастроф.
Майора Поддубного Гришин после того, как слетал с ним в пилотажную зону на двухместном самолете, сразу же причислил к категории «ненадежных».
Это был контрольный полет, который выполняет каждый летчик, прибывший из другой части или имеющий перерыв в полетах, независимо от должности и ранга.
Гришин сидел в задней, инструкторской кабине самолета и внимательно наблюдал за действиями летчика.
— Разрешите выполнять? — спросил Поддубный у инструктора, обращаясь к нему по СПУ [2] .
2
СПУ — самолетное переговорное устройство.
— Пилотаж разрешаю, — ответил Гришин.
Он рассчитывал, что после виража летчик сделает «площадку», после чего пойдет на боевой разворот. Потом в таком же порядке, то есть в чередовании фигур и «площадок», летчик начнет выполнять все последующие фигуры — переворот, петлю Нестерова, бочку…
Именно такого «классического» пилотажа придерживался сам Гришин.
Поддубный не делал «площадок». Он дал каскад пилотажных фигур. На какое-то мгновение Гришин как бы раздвоился. Как летчик он с восторгом следил за незаурядным мастерством помощника командира, отдавая ему должное, а как инструктор и сторонник «классического» пилотажа недовольно поморщился, сразу сообразив, что перед ним типичный представитель «ненадежных».
«Ишь как выкручивает, — неодобрительно думал Гришин, уставившись в доску приборов. — Только поручи такому обучение летчиков воздушному бою. Посыплются на землю, как груши!»
Он начал внимательно следить за пилотажем, стараясь найти в действиях летчика ошибки. Но самолет безупречно выписывал в воздухе фигуры, «замыкая» их.
«Разве что на посадке споткнется,» — таил надежду инструктор, желая во что бы то ни стало выставить майору низкую оценку.
Не споткнулся летчик и на посадке. Вообще Гришину не удалось обнаружить ни малейшего нарушения летных правил. Самолет приземлился на аэродроме в полосе отличного расчета.
— Пилотаж — «отлично», расчет и посадка — «отлично».
Штурман не покривил душой: он оценил Поддубного по заслугам, но в список «ненадежных» все же занес. За Поддубным необходим тщательный надзор, решил Гришин. Тем более, что это ведь не просто летчик, не командир звена и даже не командир эскадрильи, а помощник командира полка! Если он, организуя полеты на боевое применение, будет требовать от подчиненных того, на что способен сам, — аварий не избежать! Нет, не избежать! И тогда все то, во имя чего в течение нескольких месяцев так упорно и настойчиво боролся он, Гришин, разлетится в пух и прах.
Нового помощника надо своевременно одернуть, прибрать к рукам. Это мог сделать лишь командир полка. Поэтому после полета, выбравшись из кабины, Гришин отправился на СКП [3] , откуда полковник руководил полетами. К сожалению, он был не один: с ним находился замполит Горбунов, дежурный метеоролог и солдат-планшетист.
В штабе после прибытия с аэродрома тоже не удалось поговорить с полковником с глазу на глаз: то начальник штаба Асинов, то инженер Жбанов, то кто-нибудь из комэсков.
3
СКП — Стартовый командный пункт.
У всех неотложные дела.
Аудиенцию пришлось перенести на вечер.
Гришин дождался момента, когда полковник вышел поливать деревья.
— Добрый вечер, Семен Петрович! — сказал он, приблизившись к палисаднику. — Разрешите, если не помешаю?
— Пожалуйста, Алексей Александрович!
Гришин тоже любил деревья, да и кто мог им не радоваться здесь, в пустыне? Но он любил их как-то своеобразно: возиться с ними не имел ни малейшего желания. За три года он не только не воткнул даже прутика в землю, но не сохранил и тех деревьев, которые достались ему от его предшественника — бывшего хозяина коттеджа.