На дальнем кордоне
Шрифт:
Причем яхта должна получиться трехкорпусная. Центральный корпус шире и больше — там двигатель будет, запас дров, воды пресной для котла, если на море пойдем. Боковые корпуса — для атак, расположения экипажа, складирования всякого добра, и управления судном. Парус ставить на центральный корпус планировали, лебедки-привода для мачты и реи — там же. Рулевой отсек тоже был на центральном корпусе. Получалось, что минимальный экипаж такого судна, для управления и передвижения, рулевой и капитан в одном лице, его сменщик, два кочегара, для посменной работы, да четыре матроса для управления парусом. Два в две смены. И один машинист, следить за состоянием машин. Итого десять человек. Машинист из наших, и еще один в помощь ему и в качестве матроса, например.
Такую лодку нарисовал
Как и предполагалось, разговор у Торира был тяжелый. У меня, кстати, не легче. В первый поход планировал отправиться сам, и взять еще одного человека. Народ, еще год назад бойко планировавший торговлю на Ладоге, теперь, когда время отплытия уже исчислялось месяцами, утратил свой запал. Моя благоверная даже всплакнула. Но деваться-то было особо некуда! Сейчас с нами мурманы, они прикроют от своих и помогут с данами. А на следующий год? Вдруг Торир уйдет на запад, а мы тут одни останемся? Конечно, есть вероятность, что на нас не нападут. Есть вероятность, что мы отобьемся. Но сколько так отбиваться? Тут уже геополитика решает за нас. Не отвадим данов этим летом и осенью, поедем потом на Ладогу, можем поселок вообще не застать. Сожгут, разграбят, убьют оставшихся в деревне, или пленят. Погоревали все, особенно барышни наши, сжали зубы, и согласились. По-другому никак.
Торир своих бойцов уговаривал дольше. Если для нас придуманный план был вопросом жизни и смерти, то для них такой поворот событий был в новинку. Нет привычного похода, нет боя, нет торговли и захватов поселков. А долгий труд, потом оплата, в виде доспехов и оружия, потом пиратство на море, причем направленное исключительно на данов. Но Торир авторитетом, логикой, и ссылкой на свою клятву добился согласия всех. Кстати, сильно помог ему в этом деле дядя нашего Гуннара, Атли. Тот сообразил, что к чему, пораспрашивал Торира, потом Гуннара долго пытал про нас, сходил на Перуново поле, и встал целиком и полностью на сторону Торира.
Совместное совещание нас и мурманов определило дальнейшие действия. Мы вместе начинали крупный проект, а, следовательно, я с Ториром, должны были руководить достаточно крупными массами народа. И если вождю это было не впервой, то я в будущем работал с небольшими коллективами, да еще и с таки составом участников, где каждый свою работу знал лучше чем я. Теперь вот надо приобретать управленческий опыт.
Буревой озадачен был получением бумаги. Нам много рисунков делать, пусть доведет до ума свой процесс, разработанный в лаборатории. Девушки садились на ткацкую работу, делать парус, канаты, веревки, чехлы для доспехов. Мурманы делились на две команды. Одна начинала мыть и таскать руду, под техническим руководством Обеслава и Ивара. Обеслав знал, как устроена установка по промывке, Ивар знал язык, и мог объяснить своим товарищам что надо делать. Вторая команда, вместе с Кнутом и Кукшей, шла на вырубку деревьев. Мы их должны обеспечить пилами и топорами, Кукша садился на трактор, пилить стволы. Потом все это надо таскать в деревню, строить стены. И опять рубить — на этот раз для лодки-тримарана. Эти бревна уже надо сушить, тесать или пилить по-хитрому, да собирать лодку.
Я же занимался плавкой, ковкой, и созданием доспехов и оружия. Мне в помощь оставались дети Они же обмеряли всех мурманов, мы еще когда себе доспехи делали определили характерные размеры по которым их надо создавать.
Да не забыть еще надо, что посевную никто не отменял.
И начались у нас крутые деньки. Пришлось для начала сгонять на рыбалку, на нашем «сейнере», заготовить рыбы. Да пометить краской белой наших лосей, чтобы их во время охоты не пристрелили. Мы на этом отдельно настояли. И вообще попросили, лосей не трогать. Другую живность будем бить. Вон, гуси скоро прилетят, ими и будем кормиться.
Вся деревня гудела. Утро начиналось с распределения команд, обязанностей, ресурсов. Сначала делали инструменты, топоры да пилы для леса, носилки и рюкзаки для руды. Потом сбивали короба для кирпичей. Потом дрова пускали на выгонку древесного спирта, таскали иголки, девушки взялись за процесс производства ткани.
Так было до воскрессенья, мы свято блюли выходной, и мурманов к этом приучали. Те сначала не вникли, потом возмутились, мол как так, время терять, но со временем привыкли. С паровой тягой, большим количеством рабочих рук, дело спорилось. Руда выплавлялась чуть ли не непрерывно, сталь продувалась, кислота и фосфор шли к Буревою, тот обрабатывал ей поташ, молол и варил в получившемся растворе дерево, для чего бы с ним сварганили по-быстрому нарубочную машинку, делать из веток, обпилков, дров мелкую щепу. Полученная серая масса раскатывалась на валках в металломастерской. Получалась плотная, рыхловатая бумага. Стали добавлаять в массу смолу — дело пошло веселее, бумага пожелтела, но стала плотнее. Меня такая устраивала. Удивительное дело! Сколько тут жил — хотелось много бумаги. Теперь вот сделали ее кучу, реально кучу — а голова совсем другим занята, и даже радости никакой от получения желанного продукта.
Зато Торир впечатлился. Сказал, что такого раньше не видел. Писали в основном на тонкой, выделанной коже, бересте, дереве, да даже на железе царапали, но чтобы из дерева получать такой тонкий лист, да светлый, да гибкий… Хороший товар, сказал он, можно много взять за него. Я задумался. Вечером позвал Буревоя и Торира. Выяснял, кто из них мне врет. Буревой говорил, давно еще, что бумага тут есть. Это противоречило данным мурмана. После недолгих обсуждений, выяснили, что да, пергамент, за который принял мою записную книжку Буревой, тут есть. А вот бумагу видели только мельком, ее купцы откуда-то из Азии привозили, ценная вещь. Созрела мысль.
Если тут зарожаются на Балтике государства, границы, слой правителей, значит будет и слой чиновников. Теперь в редкие моменты отдыха я делал набор «Мечта бюрократа». Ну там скрепки, пружинки для блокнотов, папки-скоросшиватели, чернильницы, перьевые ручки, пресс-папье — всякие мелочи, которые помогают в канцелярской работе. Даже карандаши сделал, склеивал сажу рыбьим клеем, хорошенько обжигал, да вставляли в проточенные тоненьким сверлом деревяные палочки. Сажали стержни на тот же рыбий клей. Карандаши получились очень неплохие. В столярке сделал набор для черчения, кульман, линейки, транспортиры, поставил у себя в мастерской, рисовал всякое, наслаждался. Пока не увидел Кнут и не спер у меня все это. Я отдал — ему нужнее. Он рисунки лодки с фанеры начал переносить уже на бумагу. Перьями писчими он научился пользоваться первее всех.
Странно, но именно бумага подтолкнула наших викингов сесть за обучение. Я вышел с утра на планерку, достал свежеизготовленную записную книгу, и начал отмечать, кто тут есть, кого куда направим, вопросы, предложения. Народ потом подходил, интересовался, чего это я там шаманю. Объяснил, список показал, рассказал про замечательные свойства записной книжки. Мол, я вот так посмотрю, и вижу, кто где находится. Да еще и деревенские помогли, записки стали прикалывать на доске в актовом зале. Я с тех записок переносил данные в записную книгу. Мурманы от такого креатива прозрели, особенно когда я рассказал, что надписи у них на браслетах и тут — это одно и тоже. И если потомки спросят, чем их прадед занимался 12 июля 859 года в три часа дня, я им сразу отвечу. Что мол руду таскал, да водку пьянствовал, о чем было доложено Ториру.