На дальнем кордоне
Шрифт:
Начались доделки. Меняли борты, появились откидные щиты, закрепляемые на время стрельбы. Между щитами — складной, откидной трап, для зачистки и десанта. Появилась разъездня маленькая лодка, на четверых. В машину добавили механизм сброса цепей, теперь можно было отпустить винт при движении под парусом. Тот просто свободно вращался. Боковые корпуса обрели балласт, переходы между корпусами — веревочные перила. Матросы — страховочные тросы, и крепления для них. Даже смогли сделать из фанеры и брезента три закрытых помещения, по одному в каждом корпусе. Теперь команда могла укрыться от дождя. Тесно, правда, друг на друге, но и то — хлеб. На своей лодке они просто
Следующие ходовые испытания проводили без меня, на лодке были Буревой и Кукша, машинная команда. Я провожал лодку взглядом. Во! Вспомнил, что она напоминает! «Водный мир», Кевин Коснер, постаппокалипсис. Он в фильме на такой разъезжал. По возвращению натянули сетку между корпусами, добавили рейку на мачту, для вперед смотрящего. Для доставки его на самый верх пришлось делать ступеньки в мачте. Кнут на это ругался, переделали мачту, теперь она поддерживалась металлическими полосками с заранее созданными ступеньками по всей длине.
Начались учения. Мурманы гоняли на своей лодке, мои — на тримаране. Кнут был за нас, Гуннар тоже. Вернулись мурманы с первых учений мрачные. Их перестреляли с далекого расстояния, потом легко разорвали дистанцию, и ушли. Мужики были честные, никто не орал, мол не попали. Перебита была половина команды. С озера то и дело весь день доносились русские и скандинавские матюги. Сделал внушение, тут женщины и дети! Детей обозвали убийцами беззащитных скромных викингов, Веселину — опять Валькирией окрестили, остальных барышень — тоже.
Я за этими учениями наблюдал редко. У меня была своя задача. Я делал часы. Под фотоаппаратом изучал устройство наручных, делал нечто похожее, только больше. Раз в десять. Часы шли, но с завидной периодичностью отставали или уходили вперед. Но и то хлеб, поставлю на судне.
Ну вот наконец Кнут сказал, что лодка к путешествию готова. Мы собрали товар на обмен. Сильно выеживаться не стали, смола, деготь, бутылки, украшения, которые в прошлый раз делали, железо мягкое, ну и бумага. Три полных канцелярских набора, с двумя толстенными книгами по пятьсот страниц в каждой, некоторое количество инструмента для оперативной гравировки, кислота. Книги были в переблете из дерева и кожи, и с клечатыми страницами. Мы даже специальные чернила сделали под это дело, и машинку для прокатки листов. Сшивали книги на рыбьем клее, нитками, в сделанном на скорую руку переплетном станке.
Подготовили припасы на три месяца в дороге. Мы планировали каждый месяц возвращаться, менять экипажи, но не знали как судьба сложится, поэтому брали с запасом. Загрузили дрова, воду, спецполенья. Спецполенья — это скрепленные смолой сухие деревянные стружки. Это Буревой придумал, они давали очень жаркое пламя, позволяли быстро растопить паровую машину. Их брали половину от вмещавшегося запаса дров.
Настал пора прощаться. Уходили в поход мы с Обеславом. Кукша рвался тоже, но нам нужен был не стрелок и воин, а механик. Пусть мурманы воюют, им за это доспех модный подарили, да меч булатный, с топором. Винтовок взяли с запасом, тридцать штук. Патронов кучу, компрессор, запчасти для паровика и другой машинерии.
Зоряна ночью прощалась со мной жарко, как будто больше не увидимся. Утром я был невыспавшийся, у супруги на глазах были слезы. Остальные, включая Обеслава, тоже держали глаза на мокром месте. Мы забрались на корабль, дали паровиком малый назад.
Я посмотрел на кучку людей, стоящих на берегу. Сердце сжалось. Они мне стали такими родными, семьей, друзьями. Дороже этих людей у меня никого на этом свете нет. В будущем есть родные, но тут, в этом времени, горстка словен, убежавщих от варягов, стала мне больше чем семью. Такое ощущение, что часть себя я оторвал, и оставил на берегу. К горлу подступил комок. На глазах предательски выступила влага.
— Не ходил раньше в поход? — тихо спросил Торир.
— Не, раньше нет, — я так же тихо ответил ему.
— Мы так каждую весну, — прозвучал чуть дрогнувший голос вождя мурманов, — тоже провожают. Тоже плохо. И не знаешь, вернешься, или нет. Привыкай.
«Да не хочу я привыкать! Мне и тут хорошо!», — прокричал я про себя. Вслух же промолвил только.
— Не-е-е-е, мы обязательно вернемся. Иначе никак.
Торир только усмехнулся. Люди на берегу начали расходиться, толька Зоря стояла до тех пор, пока мы не скрылись за горизонтом.
Интерлюдия
Буревой помахал последний раз уходящей в даль лодке, и пошел к домам. Старшая невестка его, теперь жена Сереги, осталась стоять.
«Эх-х-х-х-х, взбаламутил, гад», — беззлобно подумал старик. По местным меркам он уже много пожил на белом свете, но еще был крепок и силен. А тот, которого он назвал гадом, уплыл в поход с мурманами. Кто бы мог подумать, что этот странный, непонятный человек, в одиночку сможет так поднять его род.
Буревой поздоровался с проходящим мимо молодым мурманом. Тот почтительно кивнул головой. Эх-х-х-х, три года назад никто бы и не глянул на деда, а теперь здороваются, уважают. Дед посмотрел на мужиков, сооружающих стену. Добруш трактором тягал бревна на верх, они укладывали их между столбами, и скрепляли железными скобами. Первуша бы на них убил три дня, не считая времени на руду. А тут за день наштамповали несколько сотен. От воспоминаний о сыне стало грустно. Не дожили сыны, не видят, как их дети, внуки Буревоя, стали сытыми, довольными, умными и умелыми подростками. Да и жены сыновей превратились в красивых, ухоженных девушек. Пролетевшие в голове воспоминания о том, как они выглядели все, когда из леса к ним вышел Сергей в своей непонятной одежке, даже чуть развеселили деда. Оборванцы, да и только. А как на себе в первый год пахали… А как ведро то злосчастное делили… Старик заулыбался.
Нет, все правильно. Это уже произошло, и хорошо, что так, а не иначе. Жалеть о случившемся — дорога в землю сырую, Сергей так говорил, у них покойников в земле закапывают. Он сам потерял весь свой мир, всю свою жизнь. Но не стал кручиниться, силы призвал все себе на помощь, и стал менять этот мир. И нас вместе с ним.
Буревой зашел в дом. Новый дом, красивый, удобный, большой. Тоже Серегина заслуга. Сколько он всего сделал А сколько не успел! Поэтому старик не сомневался. Сергей вернется, и продолжит начатое. Иначе быть не может, не зря же его Перун к нам послал. Так что надо не горевать и печалиться, а заняться делом. Делом важным, отвественным.