На дальних берегах
Шрифт:
— Обязаны, — мрачно буркнул Стоун.
— Когда я увидел Зденека, я решил воспользоваться его сходством с пресловутым Михайло.
— А это так уж нужно было?
— Казнь Михайло должна была устрашить городское население, сломить, подорвать его дух. А настоящего Михайло опасаться нам нечего. Он убит.
— Вздор.
— Но я сам убил его!
— Так какого же черта вы молчали раньше? Вздор, Чарльз, все это вздор. Я, пожалуй, поверил бы вам, если бы взрывы в Триесте прекратились. Но они продолжаются. Михайло жив, он действует! Дело, однако, не только в Михайло, Чарльз. Увлекшись мелочами, вы упустили из виду нашу главную цель! То, что происходит сейчас на востоке, Чарльз, это только игра в войну. Через год эта игра благополучно кончится, и мы начнем готовиться к настоящей войне, которая и решит судьбу планеты. А для того чтобы будущая война завершилась в нашу пользу, нам нужно создать целые созвездия военных баз. Одной из важнейших является для нас Триест.
Стоун помолчал.
— Теперь я надеюсь, вы понимаете, что пора прекратить мелкие интрижки, которыми вы занимались в Триесте, и начать действовать крупно. Чьим бы ни был Триест, он должен быть нашим. Покупайте всех, кого только можно.
Вам и для себя следует учесть, что ваши американские покровители во много раз богаче тех, которые заплатили вам гроши за голову жалкого пройдохи. Вы можете рассчитывать на нашу щедрость, но помните, что мы не любим бросать доллары на ветер. Вы поняли меня, Чарльз?
— Да, сэр.
— Вывод?..
— Не зарываться.
Стоун исподлобья одобрительно взглянул на Карранти, но сказал с прежней строгостью:
— Это уж, кстати, не первый агент, которого вы отправляете на тот свет. Вспомните-ка историю с «номером двадцать третьим». Всего этого достаточно для того, чтобы рассориться с вами. Вы представляете, конечно, чем это вам грозит? — Стоун вдруг усмехнулся. — Но откровенно говоря, мне нравится, что вы умеете делать деньги. Правда, если бы мне не пришлось сейчас увеличить ваш гонорар почти втрое, я не был бы уверен, что вы будете работать на нас, а не на себя. Поступки свои надо уметь оправдывать, мой мальчик, потому что борьба за деньги имеет свои законы, и законы эти требуют хотя бы иллюзии бескорыстия. Чего, кроме денег, добились вы этой бутафорской казнью? Вы хотели отделаться от Михайло, вы вешаете мнимого Михайло, чтобы сломить дух борющейся черни, а чернь не верит вам, не верит, потому что Михайло продолжает взрывать дома. Да если даже и не Михайло — не все ли равно…
Размаха, побольше размаха!.. Не забывайте, что в партизанских штабах есть наши люди. Впрочем, это для вас не ново… Вам нужны сейчас деньги, Чарльз?
— Нет, шеф.
— Вы довольны Шульцем?
— Он бездарен.
— Хорошо, я позабочусь, чтобы в Триест отправили дивизию отборных нацистов для борьбы с партизанами. Это немного облегчит вашу работу.
— Благодарю, шеф.
— Как обслуживают вас наши агенты?
— Не жалуюсь, шеф.
— Вы найдете дорогу обратно в Триест?
— Да, шеф.
— Желаю удачи! — сказал Стоун, поднимаясь с плетеной качалки.
— Благодарю, шеф. Можете считать, что Триест у вас в кармане!
—: Аминь! — улыбнулся, наконец, Стоун.
На прощанье он удостоил Карранти рукопожатием.
Когда Карранти вышел на борт подводной лодки, начало светать.
— Подвезти вас? — предложил уже знакомый ему проводник.
— Благодарю, — высокомерно улыбнулся Карранти, — я сам.
Спрыгнув в катер, он встал за руль и, подождав, пока матросы отдадут концы, включил мотор. Катер рванулся вперед, подобно разъяренному гусю, который, распластав крылья, полубежит, полулетит по воде… Вдруг Карранти увидел, что от берега оторвался еще один катер и побежал, полетел по волнам к ним навстречу… Карранти чуть сбавил ход, чтобы разглядеть, кто еще прибыл к Стоуну… Но встречный катер мелькнул с такой быстротой, что Карранти еле успел заметить двух пассажиров, одетых не то в немецкую, не то в итальянскую военную форму. «Сейчас Стоун, — с усмешкой подумал Карранти, — создаст для них иллюзию бескорыстия. Ну, конечно же, он приехал сюда не только для того, чтобы встретиться со мной! Было бы смешно, если б Стоун лишь из-за меня обогнул итальянский сапог! Нет, тут дело посерьезнее…»
Достигнув берега, Карранти сел за руль поджидающего его лимузина, и к середине дня приехал в Триест. Машину он ввел прямо во двор своего дома и, как всегда, поднялся наверх через черный ход.
Первое, чего ему хотелось, — это отдохнуть, а потом уже начать действовать.
Земля надела свой весенний наряд, и наряд этот подобен праздничному платью бедняка, сотни раз стиранному, со следами усердной утюжки…
Днем было жарко; а сейчас тени стали мягкими, солнце словно остыло; его ласковые теплые лучи падали косо, покойно освещая редкие, но все же по-весеннему свежие побеги кустов. На склоне горы молодые крестьяне, разбившись на пары, плясали болгарский танец; звуки старого аккордеона то относились ветром в сторону гор, то слышались снова. Музыкант, видимо, был самоучкой, он безбожно перевирал мелодию. Но молодежь не обращала на то внимания, ей хотелось танцевать. Девушки были в ярких разноцветных платьях, а юноши — в светлых вышитых рубахах.
Мехти, получив очередное задание, направлялся со своими друзьями в Триест. Он задержался на минуту, взглянул вдаль. На фоне молчаливых зеленых елей четко выделялись крохотные фигурки танцующих. Мехти хотел позвать отставших от него Васю и Анжелику, но потом раздумал.
Чтобы не бросаться в глаза рыскающим всюду карательным отрядам, Мехти обрядился в костюм бродячего художника, прихватил с собой этюдник. В назначенном месте он должен был оставить все это и, переодевшись, идти в Триест.
Из-за холма выглянула вся в цвету лесная яблоня, одиноко растущая среди молодых дубов: на их ветвях уже появились первые крохотные бледно-зеленые листочки. Мехти залюбовался нежными переливами красок… У яблони переход от белого цвета к светло-розовому почти не заметен, и, может, поэтому лепестки кажутся воздушными… Мехти постоял мгновение, вздохнул: надо было идти дальше.
А Вася и Анжелика весело болтали всю дорогу, смеялись, потом, начали спорить: кто правильно определит, какое дерево цветет впереди. Три раза выиграла Анжелика, раз десять — Вася.
— Яблоня! Дикая яблоня! — крикнула Анжелика и пустилась бежать вперед.
Она бежала легко, но Вася не отставал от нее. Он не хуже Анжелики научился карабкаться по горам. Вот он уже рядом с ней, протягивает руку, но она ускользает от него. Щеки у обоих раскраснелись, глаза горят… Они останавливаются в кустах можжевельника. Перед ними хилое невысокое дерево.
— Опять ошиблась! — улыбается Вася и с видом знатока качает головой. — Это не яблоня, а самая обыкновенная груша. Притом дикая.