На дальних берегах
Шрифт:
Однако Мехти в Вася были уже далеко. Они уходили по холмам, куда мотоциклисты подняться не могли. Бежать было трудно, разведчики спотыкались о кочки, о кусты, о камни, падали, снова поднимались, ползли…
И все-таки фашистам удалось напасть на след разведчиков.
Едва они миновали заброшенную каменоломню, как услышали лай собак, пущенных по их следу. Вскоре прогремели позади них первые выстрелы. Немцы стреляли наугад, но одна из шальных пуль угодила Васе в ногу, сорвала ноготь с большого пальца. В сапоге захлюпала кровь. Заметив, что Вася сильно хромает, Мехти приостановился:
— Что с тобой?
— Пустяки. Палец.
Но Вася чувствовал, что бежать больше не может.
Лай собак слышался все ближе и ближе. Вот они появились на соседнем холме… Это были два разъяренных доберман-пинчера; они, хрипя, рвались с цепей.
— Ложись, Вася! — крикнул Мехти и сам упал на землю. — Надо сначала убрать этих собак, а то они все нам испортят!.. Смотри, не промахнись!
Два выстрела слились в один. Отчаянно завизжали ищейки… Немцы, не переставая стрелять, ринулись к холму, на котором укрылись разведчики.
Несколько пуль рикошетом отлетело от большого камня, лежащего рядом с Мехти и Васей. Вскоре разведчики заметили в темноте силуэты множества солдат, которые быстро ползли вверх по холму. Мехти осмотрелся: позади крутой обрыв, поросший по склонам карликовыми соснами, левее начинался подъем в горы; там тянулась узкая проселочная дорога.
На проселочной дороге немцы догнали бы их очень быстро, а обрыва Васе, пожалуй, не одолеть.
— Вася, — тихо сказал Мехти, — возьми мой пистолет, а мне дай свой автомат.
— Что ты собираешься делать? — настороженно спросил Вася, передавая ему оружие.
— Слушай меня, Вася. Налево от нас дорога. Видишь?
— Вижу.
— Так вот: я задержу их здесь минут на пятнадцать, а ты за это время должен успеть уйти как можно дальше. Если я не догоню тебя, ты не жди, а постарайся добраться до лагеря.
— Нет! — твердо сказал Вася.
— Вася, у нас считанные секунды! Ты думаешь, я так просто дамся им в руки?! Я спущусь по обрыву. Вряд ли кто-нибудь, из них осмелится нырнуть туда за мной!
— Не пойду, Мехти!
— Вася, если ты останешься, мы погибнем оба. А так — оба спасемся! Немедленно отправляйся в лагерь. Выполняй приказ! Ну!
Вася ушел, то и дело оглядываясь, а Мехти открыл беглый огонь. Он давал из автомата короткую очередь и тут же менял место. Так, не позволяя немцам приблизиться, Мехти постепенно ползком пятился к краю обрыва. Вот ноги его повисли над обрывом; Мехти поджал их. Голову он укрыл за каменной глыбой. В Мехти полетели гранаты. Но каменная глыба надежно защищала его спереди, и только дождь из камней сыпался на Мехти. Сзади него гранаты не разрывались, а если и разрывались, то где-то далеко внизу: они не могли причинить ему никакого вреда.
Мехти давно мог бы скрыться от немцев, скатившись вниз по обрыву, но он не переставал думать о Васе: чем дольше он задержит фашистов, тем дальше уйдет Вася…
Вася уходил по проселочной дороге. Сначала он бежал, забыв даже про боль в ноге. Понемногу нога стала неметь, и Вася пошел медленнее. Он часто останавливался, прислушиваясь к звукам далекой перестрелки. «Что же он не уходит?» — с тревогой думал Вася.
Ему неудержимо хотелось возвратиться назад, к Мехти, но Мехти был прав: вдвоем они не смогли бы уйти от немцев. И все-таки смел ли он оставлять друга одного? Вася, наверно, повернул бы назад, если бы острая боль, пронзившая ногу, не заставила его сесть на землю. Он пополз в сторону леса. Перестрелка длилась еще несколько минут, а потом стало тихо…
…Поняв, что по ним уже не стреляют, немцы выждали несколько минут и стали осторожно подползать к камню, из-за которого только что раздавались выстрелы.
Однако ни за этим, ни за другими камнями они никого не нашли. Оставалось считать, что они свое дело сделали: путь отсюда был только один — в обрыв, а сорвись с того обрыва даже кошка, и та не осталась бы в живых.
Все же немцы, посоветовавшись, порешили на том, чтобы дождаться рассвета и, спустившись в обрыв, подобрать трупы и доставить их в Триест.
Но трупов нигде не оказалось.
Вася смог добраться до штаба бригады только к позднему вечеру, и то лишь с помощью местных крестьян.
Пока доктор промывал его рану, он довольно несвязно рассказывал стоявшим у его изголовья Сергею Николаевичу и Ферреро обо всем, что с ними случилось.
Вася был утомлен и измучен, но вовсе не болью в ноге, а всем пережитым за эти два дня. Не было рядом с ним Анжелики, которую он оставил в руках немцев, не было Мехти.
Все это походило на страшный, нелепый сон, и Васе хотелось проснуться, отогнать от себя чудовищный кошмар… Однако кошмар этот был действительностью, и некуда было спрятаться, уйти.
Вася слег. Потом он стал выкрикивать что-то непонятное, и все твердил, что он не хотел уходить, не хотел!..
— У него горячка, — сказал доктор Сергею Николаевичу и Ферреро.
— Хорошо еще, ему не сказали, что с кинотеатром у них тоже получилось неважно…
— Да, ошибка на ошибке… — с горечью прошептал полковник.
Он постоял немного, понурив голову, но тут же, как бы вспомнив о чем-то, распрямился и уже обычным голосом, к которому так привыкли все в бригаде, обратился к Ферреро:
— Надо немедленно отправить людей на поиски Мехти. Я пойду с ними.
— Нет, полковник, тут нужен человек, который знает каждый камень. С ними пойду я. А ты, на всякий случай, останься здесь, — возразил Ферреро.
Сергей Николаевич ответил не сразу. Ему было тяжело оставаться, и, откровенно говоря, ему все казалось, что сам он сделает это лучше, чем кто бы то ни было другой, но Ферреро действительно знал здесь каждую кочку.
— Вы вот что… — стараясь сдержать волнение, заговорил, наконец, Сергей Николаевич. — Вы поищите как следует… Если же не найдете, то свяжитесь с товарищем П., — пусть он разузнает о судьбе Мехти и Анжелики. Ох, не наделал ли он чего, горячка!..