На день погребения моего
Шрифт:
К счастью для всех, вокруг были холодные головы, не говоря уж о руках и ногах, которые, скользя, сформировали социальный барьер и вытолкали Вебба с катка, Лейк поникла головой в жемчужно-серой тоске, а мальчик укатил на поиски другой партнерши.
— Мексиканцем, наверное, — решил Элмор Диско. — Тебе, конечно, понадобится правильная шляпа, хотя ты не брился несколько дней — это хорошее начало. Насчет остального мы можем проконсультироваться с Лупи.
Они были в «Надшахтном копре», и субботний вечер обещал обычное центробежное движение к концу света и последующему всеобщему пьяному забытью.
— Элмор, почему ты мне помогаешь? Я думал, что ты Друг Владельцев Шахт.
— То, без чего на самом деле не может обойтись ни один бизнес, — наставлял его Элмор, — это старый добрый мир и спокойствие. Любое агрессивное поведение, выходящее за рамки обычного веселья субботней ночи, может разочаровать банки в Денвере, не говоря уж об однодневных поездках в наш город шарлатанов, от которых все мы так зависим, еще одна вещь, которую тебе необходимо знать: у нас сейчас период безделья, чем меньше, тем лучше. Сейчас кто-нибудь вроде тебя, молодой человек, выглядящий достаточно безобидно, просто войдя в город, попадет в центр внимания слишком многих негодяев, поэтому малышу Э. Диско самое время поразмыслить, как помочь тебе лучше всего обставить твой выход.
Оказалось, что на улице возле салуна «Завсегдатай скачек» играет Гастон Вилла и его Шизанутые Бандольеро, странствующие музыканты в белых кожаных куртках с бахромой, усыпанных блестками «чапсах» и огромных шляпах, скрывавших лица мексиканцев из низов, цвета спектра в соответствии с длиной волны. Отец Гастона был одержим родео, словно воображаемый Чарро, и когда однажды ночью возле Ганнисона он нарвался на аудиторию, чьи представления об отбраковке оказались фатальными, его жена упаковала все его старые костюмы, подтолкнула Гастона, поцеловала его, сказала «адьос» на вокзале и отправила восвояси, чтобы он стал саксофонистом в бэнде шоу «Дикий Запад». Не единожды он был вынужден оставить свои инструменты в залог, чтобы оплатить проживание в гостинице, счет в баре или карточные долги, Гастон плыл по течению много лет и получал разные необычные ангажементы вроде этого.
— Пусть вас это не заботит, — обнадежил он Фрэнка, — вот, вы знаете, что это?
Он показал громоздкое хитроумное приспособление из потускневшей и помятой меди, покрытое клапанами и клавишами, верхний край которого раскрывался рупором, это было что-то для марширующего брасс-банда.
— Конечно. Еще раз повторите, где здесь пусковое устройство?
— Это называется Галандроном — военный фагот, когда-то стандартного образца для оркестров французской армии, мой дядя спас его в битве при Пуэбло, видите несколько вмятин от мексиканских пуль вот здесь и здесь?
— А сюда вы дуете, — сказал сбитый с толку Фрэнк, — подождите минутку, сейчас...
— Вы научитесь.
— Но пока что я...
Кабальеро, вы бываете в этих кантинах — музыкальные вкусы там непритязательны. Никто в этом оркестре не был музыкантом, когда к нам присоединился, но у всех были какие-нибудь проблемы. Играйте с энтузиазмо, как можно громче, и уповайте на благосклонность и плохой слух гринго-кутил.
Вот как Фрэнк превратился в Панчо-Фаготиста. Несколько дней он учился извлекать звуки из этого поршня, вскоре уже играл «Хуаниту». Если играть в ансамбле с несколькими фанфарами, не так уж и плохо, он подумал. Иногда трогательно.
Незадолго до отъезда из города Фрэнка окутало что-то, немного отличающееся от того, что он считал своим нормальным душевным состоянием. Он откладывал, сколько мог, но потом всё же пришел на шахтерское кладбище, стоял там и ждал. На кладбище было много приведений, но не больше, чем в долине и на склонах окружающих холмов. Фрэнк был человеком практичным, и его особо не преследовал призрак Вебба. Другие призраки пожурили Фрэнка за это перед Веббом.
О, это Фрэнк. Когда придет время, он поступит правильно, он просто всегда был слишком практичным, вот и всё...
Это словно наша специализация, папа. Риф весь на нервах, Кит всё постигает с помощью науки, а я изо дня в день колочу в закрытую дверь, как тот парень с востока, который пытается превратить серебро в золото.
Дойса и Слоута нет в Теллуриде, сын. И никто здесь тебе не сказал бы, где они, даже если бы знал. На самом деле к этому времени они уже, наверное, разделились.
Я хочу найти Дойса и Лейк. Может быть, он уже ее бросил, может быть, она — еще одна падшая женщина сейчас, а он во весь опор скачет к тому, что называет своим будущим. Он даже мог пересечь Рио-Браво.
Он, может быть, хочет, чтобы ты так думал.
Он не может оставаться в США слишком долго, его преследуют старые братки, тяжелые времена, и немало молодых рецидивистов, которые будут работать дешевле, так что он — вчерашний балласт. Единственное, что он может сделать — уехать на юг.
Так рассуждал Фрэнк. Вебб, который теперь знал всё, не видел смысла его переубеждать. Он сказал лишь: «Ты что-то слышишь?».
Какие-то духи начали петь oo-oo-oo. Вебб всегда выражал свое мнение в основном с помощью динамита. У Фрэнка было видение, или то, что можно назвать видением, когда вы слышите, а не видите...не отрадный гром взрыва на шахте в горах, а прямо здесь в городе, какой-то грохот молота внизу в долине, так что даже черно-белые молочные коровы на минуту подняли глаза, прежде чем вернуться к серьезному поеданию растительности... звучал пробирающий до костей голос возмездия.
Лица, которые он считал знакомыми, оказались лицами других людей или вообще исчезли. Салунные девицы пытались втянуть его в метафизические диспуты, вроде того, ходят ли мертвецы и тому подобное. Однажды ночью на дороге Офир Фрэнку показалось, что он увидел сестру, она направлялась в долину, старательно отворачиваясь, как делала Лейк, словно из-за какого-то горя не хотела ничего объяснять, если кто-то спросит. Он решил, что это призрак.
Фрэнк пришел с Мерлем, чтобы проводить Далли с вокзала.
Хотелось бы проехаться с тобой, хотя бы до Денвера, но у некоторых из этих парней другие идеи. Так что слушай: мой брат Кит возвращается на восток в колледж Йеля, это в Нью-Хейвене, Коннектикут. Не дальше от Нью-Йорка, чем Монтроз от нашего города, так что не сомневайся и свяжись с ним, если сможешь, он — хороший мальчик, немного мечтательный, пока ты не завладеешь его вниманием, но не изобрели еще передрягу, из которой он не смог бы тебе помочь выбраться, просто не стесняйся, слышишь?
— Спасибо, Фрэнк, что ты волнуешься за меня, хотя со всем, что на тебя навалилось, сейчас тебе нужно волноваться о себе.