На день погребения моего
Шрифт:
У обеих сторон было много винтовок, и у Национальной Гвардии штата тоже были пулеметы. Стычки и перестрелки происходили почти постоянно, когда позволяла погода — бури той зимой были сильные и смертоносные, даже как для Колорадо. Семьи, у которых отняли служебное жилье, всю зиму жили в палаточных городках возле Ладлоу и Уолсенбурга. Стрэй поехала туда в начале забастовки, а в декабре поселилась в палатке, вопреки советам всех, кто о ней волновался.
— А это — достаточно большое количество людей, — сказал док Тернстоун.
— Можешь мне сказать, что она там делает?
— Это — неофициальная сеть людей, делающих всё возможное, чтобы помочь бастующим. Продукты, лекарства, боеприпасы, медицинская помощь. Всё — на добровольных началах. Никто не получает выгоду или оплату, или хотя бы похвалу и благодарность.
— Звучит так, словно мы опять в Мексике.
— Ты уже этого нахлебался, надо передохнуть, наверное.
— Черт возьми, нет. Как вам, парни, удалось так хорошо отремонтировать мою ногу.
— Так совпало — небольшой конвой направляется в Уолсенбург, им не хватает рабочих рук.
— Я с удовольствием.
— Твой старый приятель тоже будет там. Эвболл Уст?
— Отлично. Просто моя неделя, да?
Они встретились, как договаривалась, в Пагоса-Спрингз.
— Как твоя нога? — спросил Эвболл.
— Еще поднимается, когда приближаемся к северу, — Фрэнк незаметно кивнул в направлении члена Эвболла. — Как эта третья нога, или мне не следует об этом спрашивать?
Если Эвболл и надеялся, что речь о Стрэй не зайдет, он не подал виду.
— О, — притворяясь, что проверяет заклепку цистерны в одной из партий груза, — еще одна большая ошибка с моей стороны, полагаю. Мы не должны были пересекаться таким образом, как я это всё устроил.
— В тот момент это казалось хорошей идеей.
— Ну вот, приплыли. Теперь она ведь полностью в твоем распоряжении, дружище.
Эвболл отошел на несколько шагов и добавил:
— Она всегда была.
— Для меня это новость, Эвб.
Но кто, кроме самой Стрэй, мог бы знать лучше, чем находящийся здесь Эвб? Так подумал Фрэнк, во всяком случае.
Внимательно следя, нет ли поблизости охранников шахты, ку-клукс-клана, детективов компании и разных других гадов, они везли небольшой конвой, мулов и фургоны через перевал Волф-Крик в долину Сан-Луис.
По ночам, в основном, бодрствовали, потому что их непременно будут искать всадники в свете идущей на убыль луны.
—
— Ты должен знать еще кое о чем, Эвболл задумчиво размешивал гущу в кофейнике термометром, который он украл в войсках связи и любил использовать для поддержания правильной температуры.
Фрэнк хмыкнул:
— Никогда это не закончится.
— Твоя мать. Она в Денвере, и работает на моих...
— Ну, это уже ни в какие ворота.
Обычный ответ больше был бы похож на: «Думал, что твоя мать работает на Денвер-Роу», но это уже далеко за пределами дорожных шуток, и у них со Стрэй, кажется, была долгая дружеская беседа.
— Ты привел Эстреллу к себе домой, чтобы познакомить с родственниками.
— Она даже не хотела, мне надо было головой думать.
— Осмотри свою спину, Эвб, там может высыпать Буржуазная Лихорадка.
— Сейчас всё уже в прошлом. В самом деле, всё закончилось. И еще кое что насчет Стрэй... Я когда-нибудь тебе рассказывал...
— Эвб.
И тут же солнце встало снова, а кофе в кофейнике замерз после долгой ночи.
Переход через бассейн Сан-Луис был нервным. Вдали то и дело появлялись всадники, чьи шляпы, пыльники и лафеты сливались с землей, проносились на полной скорости по безлесной равнине, каждый — немного в другом направлении, менее рассудительные были в темной одежде, выделявшейся на фоне пепельного ландшафта, поскольку любой на малейшем пригорке рано или поздно не сможет сопротивляться мыслям о том, что эти всадники — мишень для винтовки. Наиболее бесшабашные из всадников делали ставку на ветер, точность глазомера стрелка и калибр патрона, или на то, что возвышение находится слишком далеко, а выигрыш — тот прекрасно известный подъем настроения, когда в тебя стреляли и промазали.
Нынче здесь нельзя было уже увидеть столько ротозейской стрельбы, как в прежние дни, было слишком неспокойно. Там, где нельзя доверять телеграфу, всё равно нужно передавать сообщения. Винчестеры, ремингтоны и саважи нужно держать в правой руке. Важные фигуры, стремившиеся избежать наводненного агентами Пиекертона Денвера и Рио-Гранде, вместо того ехали с эскортом по этому беззащитному бездорожью.
Легче стало, когда они миновали форт Гарленд, покинули равнину и вновь попали на холмистую местность.
Они направили стремена к Сангре-де-Кристос через перевал Норт-ля-Вета, по склону стального света желтых глубин среди пурпурных башен облаков — гряда Спаниш-Пикс возвышалась впереди, пересекая долину, и заснеженные тринадцатитысячники гряды Кулебра цепочкой тянулись на юг. А под ними, как раз за поворотом дороги, первые кровли домов Уолсенбурга, дерн сменяется дранкой, под которой, атакуемые и отчаявшиеся, лежат угольные бассейны.
Скарсдейл Вайб выступал перед Делегацией Лас Анимас-Уэрфано Альянса Защиты Промышленности (L.A.H.D.I.D.A), собравшейся в казино эксклюзивного курорта с горячими источниками возле Главного Водораздела. Огромные окна открывали взору и обрамляли горный пейзаж, словно на художественных открытках, раскрашенных вручную артелью рабочих, которых привезли из-за моря и все они слегка не различают цвета. Клиентура — в основном белые американцы с достатком, владельцы шальных денег, курортники с востока и более дальних районов, хотя наблюдателю можно простить, если он решит, что узнал лица из баров больших отелей Денвера и несколько приезжих из верхнего Арапахо.
Вечер был в разгаре, дамы давно ушли, а с ними — и потребность в эвфемизмах.
— Так что, конечно, мы их используем, — Скарсдейл пустился в свою привычную демагогию, — мы седлаем и содомизируем их, фотографируем их деградацию, ганяем их в шахты, в канализации и на траходромы, нагружаем их нечеловеческой ношей, собираем с них урожай — мускулы, зрение и здоровье, оставляем им по своей доброте душевной несколько жалких лет побитого недомолота. Конечно, мы именно это и делаем. Почему бы и нет? Они мало к чему еще пригодны. Какова вероятность того, что они вырастут и возмужают, получат образование, создадут семьи, сделают что-нибудь для развития культуры или расы? Мы берем, что можем, пока можем. Посмотрите на них: они открыто носят знак своей абсурдной судьбы. Их дурацкая музыка скоро замолчит, это их застигнут, сконфуженных, врасплох, большинство из них лишено музыкального слуха, не отдавая себе в этом полностью отчета, почти ни у кого не хватит здравого смысла бросить игру и поискать убежище, пока не поздно. Пожалуй, к тому времени убежища уже и не будет.