На день погребения моего
Шрифт:
— Это, должно быть, связано с дополнительными рабочими сменами, — догадался Рэндольф, — расписание растет и уже не помещается в часы дневного света.
— Так много дополнительной работы, — пришел в восторг Линдси, — способствует дальнейшему расширению и так уже колоссальной Американской экономики, конечно, это — хорошая новость для нас, учитывая, какую весомую часть своего капитала мы в нее инвестировали.
— Да, эксплуатация сурков, бедствия и ранний уход в могилу, — проворчал Дерби, — вот благодаря чему мы летаем здесь с таким шиком, делая
— С тобой, Сосунок, конечно, обращаются довольно хорошо в этой корпоративной системе, к чьим банальным недостаткам ты всё еще считаешь необходимым придираться, а от нас они, к счастью, скрыты, а то и вовсе непостижимы.
Дерби наивно моргал:
— Дааа, Ноузворт?
— Не произноси это. Я люблю сослагательное наклонения столь же сильно, как все остальные, но, поскольку единственное применение, которое ты способен ему найти — пошлость, состоящая из двух слов, это лучше пусть остается неизреченным...
— О. А как же тогда «Да здравствует капитализм»? По сути то же самое, не так ли.
Словно получив силу, впитав критическое количество безжалостного света, Майлз говорил, его голос едва ли не обрывался под действием эмоции, которую сложно было определить:
— Люцифер, сатана, светоч...Князь Зла.
Линдси, как Офицер богословия Судна, услужливо начал объяснять, как отцы ранней церкви, желая найти как можно больше точек соприкосновения между Старым и Новым Заветом, пытались соотнести эпитет Исайи для Царя Вавилона с видением Христа, описанным в Евангелии от Луки: Сатана падает с неба, как молния.
— Потом всё усложнило использование древними астрономами имени Люцифера для Венеры, когда она восходит утренней звездой...
— Это — этимология, — как можно вежливее сказал Майлз. — Но как насчет постоянства человеческого сердца, неподвластного времени...
— Простите, — Дерби притворился, что тянет руку, — ...очемвылюдиговорите?
Рэндольф оторвал взгляд от карты и сравнил ее с ползущим внизу световым пейзажем.
— Похоже, тут неподалеку от Ван-Найса есть фабрика по обслуживанию аэростатов, где нам помогут. Джентльмены, включаем специальный воздушный режим.
Оказалось вот что: чек, который им прислали юристы, отклонили, а расследование выявило, что их почтового адреса не существовало. Теперь мальчики оказались в своеобразном уголке планеты, которая может быть их планетой, а может и не быть.
— Очередная ошибка тупиц, — проворчал Дерби. — Когда мы уже чему-то научимся?
— Вы все так торопились, — самодовольно ответил Линдси.
— Думаю, я тут поброжу сегодня, — сказал Чик, — и осмотрю город.
Около полудня, забредя в Голливуд и вдруг поняв, что проголодался, он встал в очередь в суматошную лавку хот-догов под названием «Связи», где наткнулся не на кого иного, как на своего отца, «Дика» Заднелета, которого не видел примерно с 1892 года.
— Святые угодники, — воскликнул старый Заднелет, — далеко же мы забрались от города Тикбуш, штат Алабама.
— Почти тридцать лет.
— Я думал, ты
— Похоже, вы преуспели в жизни, сэр.
— Зови меня Диком, во всё мире так меня зовут, даже в Китае. Черт, дела могли бы быть и получше. Та сделка в Миссисипи помогла нам обоим скопить состояние. Видишь вот этот драндулет?
— Похоже на «паккард».
— Разве не красавица? Идем, прокатимся.
«Дик» жил в особняке Изящных Искусств в Вест-Адамсе со своей третьей женой Трикл, она была ровесницей Чика, а может — и моложе, и была к Чику необычайно внимательна.
— Еще один джин с тоником, Чик?
— Спасибо, один уже есть, — ответил Чик, и добавил: «Трикл» более тихо.
— Что глаза потупил, пирожочек? Выглядишь так, словно дорос до того, чтобы знать, что к чему.
— Зацените, — «Дик» провел их в мрачную смежную комнату, в которой находился огромный механизм — преобладал здесь быстро вращавшийся металлический диск высотой шесть футов, усеянный скважинами круглого сечения, механизм двигался по спирали, сзади стояла очень яркая дуговая лампа, всю стену закрывал блок селеновых датчиков.
«Дик» подошел к панели переключателей и освещенной бледным светом шкале монометра, и начал заводить хитроумную штуковину.
— Не то чтобы я что-то из этого всего изобрел на самом деле, все детали уже были на рынке, сканер Нипкова применяют примерно с 1884 года. Я просто понял, как всё это совместить с помощью комплексного решения, скажем так.
Чик с большим научным любопытством смотрел на мерцающее изображение, которое появилось на экране в противоположном углу комнаты, передаваемое с вращающегося диска: похоже на высокую обезьяну в бескозырке, поля загнуты, падает с пальмы на очень удивленного старика — шкипера какого-то морского судна, судя по его шапке.
— Я ловлю это изображение каждую неделю примерно в это время, — сказал Дик, — хотя иногда кажется, что оно поступает откуда-то, ну, тебе это может показаться странным, но откуда-то не с поверхности Земли, скорее с...
— Перпендикулярной планеты, — предположил Чик.
Он заметил, что Трикл сидела на софе необычно близко от него, и, кажется, была очень возбуждена. И вместо того, чтобы следить за точками, появлявшимися быстрее, чем мог бы уследить за ними человеческий глаз, вспыхивавшими и исчезавшими с разной интенсивностью одна за другой, создавая единую систематизированную кинокартину, она смотрела на Чика.
Чик дождался конца передачи, что бы это ни значило, и поспешил откланяться. Трикл свернула его галстук и поцеловала в губы. На следующий день «Дик» был на летном поле аэростатов еще до начала утреннего построения, нетерпеливо заводя мотор «паккарда».
— Словно приехал встретиться с парочкой парней.
Они покатили к океану, где-то на полпути, у изгиба залива Санта-Моника, нашли комплекс оцинкованных гаражей и лабораторий, прямо над пляжем, это оказалась экспериментальная установка, которой управляли два старых эксцентрика — Розуэлл Баунс и Мерль Ридо.