На день погребения моего
Шрифт:
— Привет, Розуэлл, почему с дробовиком?
— Принял тебя за кого-то другого.
— Те же самые нагрузки, да? — обеспокоенно спросил «Дик».
— Ты говорил, если нам понадобятся мускулы, ты можешь кое-кого нам порекомендовать, — сказал Мерль.
— Да, и сейчас для этого чертовски подходящее время, — сказал Розуэлл.
— Да. Ну, это ловкач-детектив из делового района, — сказал «Дик», — знает, что делать. Я и сам купил на него абоненемент. Глаз не спускает с Трикл для меня.
Чик с недоумением посмотрел на отца. Хотел сказать, что она кажется очень общительной и веселой девушкой, но спохватился.
— А если возникнет ситуация, когда нужно стрелять? — проворчал Розуэлл.
— Тут он, как рыба в воде, — театрально прошептал Мерль. — Застарелая форма паранойи.
— Это лучше, чем ходить и думать, что я пуленепробиваемый.
— Ну, вооруженный или нет, Лью Базнайт — ваш человек.
«Дик» достал из потрепанного кошелька пачку визиток и пролистал их.
— Вот его номер телефона.
В мастерской Чик замер в изумлении. Это была лаборатория мечты любого мальчика! Что там говорить — помещение даже пахло наукой, эта давно знакомая смесь озона, гуттаперчи, растворителей, тепловой изоляции. Полки и стеллажи заполнены вольтамперметрами, реостатами, трансформаторами, дуговыми лампами — целыми и разобранными, наполовину сгоревшими угольными стержнями, кальциевыми конфорками, пластинами оксона, магнето высокого напряжения, альтернаторами магазинными и домашнего производства, катушками с прерывателем, предохранителями и выключателями, червячными приводами, призмами Николя, клапанами генерирования, горелками стеклодувов, излишками талофида военно-морского флота, новейшими лампами тлеющего разряда, недавно упавшими с грузовика, деталями британского «блаттнерфона» и тоннами других материалов, которые Чик, насколько ему помнилось, никогда прежде не видел.
Мерль и Розуэлл отвели их на задворки лаборатории, провели через тройные двери в маленький цех, занятый странным механизмом, из-за сохранности которого они в последнее время потеряли покой и сон— механизм привлек внимание, кажется, какой-то мутной преступной организации, создатели которой почти наверняка базировались в Голливуде.
— Смотрите, каждый объект на фотографии движется, — объяснял Розуэлл, — даже если остается неподвижным. Он дышит, свет отражается, что-то такое. Фотографирование — это то, что профессора математики называют дифференциацией уравнения движения: заморозить это движение в очень кратком отрезке времени, необходимом для того, чтобы открыть и закрыть затвор объектива. Поэтому мы решили: если сделать снимок — это как решить первую производную, тогда, возможно, мы смогли бы найти способ повернуть всё вспять, начать с неподвижного снимка и интегрировать его, восстановить его исходное состояние и освободить снимок, заставить его действовать...даже вернуть к жизни...
— Мы работали над этим с переменным успехом, — сказал Мерль, — но только когда старина Ли де Форест добавил электродную сетку в диод-детектор Флеминга, во всём этом начал появляться смысл. Тогда показалось довольно очевидным, что благодаря триоду, резистору ввода и конденсатору обратной связи, например, можно создать макет электрической цепи, которую, если правильно выбрать электрическое сопротивление и емкость, можно включить с простым переменным напряжением в сеть — назовем ее «синус t» — и получить минус косинус t на выходе.
— Значит, в теории на выходе, — ухватил идею Чик, — может оказаться неопределенный интеграл любого сигнала, который вы ввели в сеть.
— Ну вот, другой разговор, — кивнул Розуэлл. — Лучше взгляни на это, «Дик». В любом случае, электричество и свет — это практически одно и то же, лишь слегка отличающиеся растяжки спектра на самом деле, мы решили: если нам удастся достичь этого эффекта интеграции с электричеством, мы сможем достигать его и с помощью света, не так ли?
— Черт, я согласен, даю вам разрешение, — воскликнул «Дик» Заднелет.
Следующий этап для темпераментных профессоров — найти в мире оптики аналоги для триода де Фореста, конденсатора обратной связи и других необходимых физических компонентов электрической цепи. Но у Розуэлла была поразительно запущенная паранойя, это нельзя было сбрасывать со счетов. Было заметно, как дергаются его уши — верный признак умственной активности, но его разум, как уже понял Мерль, вовсе не работал с ясностью. Отрывки из предыдущих патентных заявок, меняющиеся под действием ложных воспоминаний о явках в суд, расцветали и разливались калейдоскопом в поле его внимания и за его пределами.
Лица юристов, которых он больше чем не любил, которые питали его фантазии об убийстве, даже виденные много лет назад, теперь проплывали в его мыслях, перекошенные. Не говоря уж о необъяснимом намерении распотрошить на куски оборудование, более-менее легально поступавшее в мастерскую. Один из парочки безумных изобретателей мог спросить: «Что, черт возьми, мы собираемся со всем этим делать», другой пожимал плечами и отвечал: «Всякое бывает», оборудование ложилось на полку или в шкаф, и, будьте уверены, однажды им оказывалось нужно что-то, что подключает к электричеству инфракрасную лампу, или для двойного преломления под определенным углом поляризации, и нужный предмет окажется под накопившейся горой хлама.
Мерль завел маленький бензиновый двигатель-генератор, свел два графита вместе под прямым углом и осторожно развел их в разные стороны снова, слепящая дуга пылала между ними. Настроил объектив. На стене появилось увеличенное изображение делового центра Лос-Анджелеса, монохромное и неподвижное. Мерль потряс графиты, повернул какие-то ручки, достал из встроенного сейфа сияющий красный кристалл, положил его в платиновую колбу и осторожно задвинул на место.
— Лорандит, привезен из Македонии перед начало Балканских Войн, чистый арсеносульфид таллия, более чистого качества нигде не найдете.
Электровакуумные лампы зловеще пылали. Жужжание, нельзя сказать, что созвучное, доносилось из двух-трех источников.
— …Теперь смотрите.
Так незаметно Чик пропустил то мгновение, когда фотография ожила. Лошадь подняла копыто. Трамвай вышел из состояния инерции. Одежда городских фланеров начала трепетать на ветру.
— Разве это — не самая чертовски невероятная вещь, которую мы когда-либо видели? — воскликнул «Дик» Заднелет, тем больше впадавший в изумление, чем подробнее знакомился с этим механизмом.