На день погребения моего
Шрифт:
— Не принимай это на свой счет, парнишка, joven.
Элмор Диско покатился дальше, старое железо звенело, как колокольчик в оркестре. Фрэнк поднялся на Томбой-Роуд, город расстилался перед ним, раскрывался в серпантинах тополей с трепещущей листвой, немного разглаживался, словно растворяясь в горячем древесном дыму под аккомпанемент стука плотницких молотков и грохота вагонов в преддверии надвигающейся тишины Бассейна.
У цикад был полный разгул. Дорога «Хеллкайт Роуд» — слово «дорога» было, скорее, выражением местной симпатии — уходила к скалистому ложу реки, которая пересекала дорогу, не мешая трубопроводу.
Чем дольше он оставался в этом городе, тем меньше ему удавалось узнать. Деньги быстро таяли. Сейчас, когда дорога шла вверх, снеговая линия приближалась и ветер стал полновластным монархом, он поймал себя на том, что ждет какой-то молниеносной вспышки на краю видимого горизонта, белую лошадь на фоне неба, непокорно развевающуюся копну черных волос, подобно дыму, который превращает в мрамор пламя Преисподней.
Даже Фрэнк, которого сложно было назвать спиритуалистом, сказал бы, что здесь есть призраки. Несмотря на непрекращающуюся ни днем, ни ночью коммерческую суету в долине и широкий спектр реализации разнузданных желаний, менее чем за час можно было подняться на склон горы и найти там коричневые оседающие скелеты хижин, в которых никто никогда больше не поселится, заброшенные матрасные пружины из спален шахтеров ржавели на свалке высотой две с половиной мили, вздымавшейся к темному дневному небу... призраки шныряли, словно сурки, на границе видимости. Холод, который вовсе не был связан с высотой.
Задолго до того, как он увидел «Литл Хеллкайт», Фрэнк почувствовал запах. Ветер приносил этот запах иногда, с тех пор как он приехал в город, но нигде он не был таким сильным, как здесь. Он услышал металлический стон вверху, поднял голову и увидел нагруженные рудой вагонетки, ехавшие к заводу «Пандора» на окраине города для обработки, хозяева считали, что это слишком — вкладываться в такую роскошь, как песты. Он миновал перегрузочный узел агломерата «Теллурид Пауэр Компани», ярко-красный на фоне бледных горных склонов, давно отключенный, в рубцах тропинок и острых обломков, побелевших, как могильные камни, гул электричества заглушал стрекот цикад.
Перед глазами предстал маленький Бассейн. Он рысью проехал мимо рассеяния хижин и сараев, их доски шероховаты, потому что их доставили сюда волоком на спине мулов, они прибывали сюда уже сточенными, на фут или более короче, чем тогда, когда покидали городской склад, а потом их обесцветил слепящий солнечный свет, но вот он нашел пробирную контору.
— Он внизу в «Пандоре», сынок.
— Мне сказали, что он здесь.
— Скорее всего, он проводит одну из этих проверок, разговаривает с простыми выбойщиками, более чем вероятно.
— Ой-ей.
— Не беспокойтесь, старик Мерль иногда бывает немного не в себе, но наступает день сплавов, когда ничто не может его вызвать у него волнение.
Ну а кто так или иначе не был сумасшедшим на этом параде-алле, где не хватало кислорода? Фрэнк посмотрел вниз на ближайший вход в шахту — мрак и холод, внезапно окутавший уши, виски и затылок, удары кувалды, стук отбойных молотков в дальних коридорах становился глуше по мере его продвижения по локации, он удалялся от света дня, от всего, что можно было осветить без колебаний, на ночную сторону его собственных глазных впадин, оставляя позади любые остаточные изображения освещенного мира.
Сначала он подумал, что она — одно из тех сверхъестественных живущих в шахте существ, которое мексиканцы называют duendes, о которых вы всё время слышите истории, но здравый смысл тотчас подсказал, что это, скорее, девушка-пиротехник, при тщательном рассмотрении оказалось, что она спокойно наливает то, что может быть только нитроглицерином, в дырки, просверленные в этих обжитых горных недрах.
— Я его не заметила, — отрубила Далли немного позже, когда Мерль начал ее дразнить. — Все как раз были заняты — пытались расшатать этот пласт. То, что вы наняли пороховую мартышку, не значит, что вы наняли дуру. Что считается важным вообще? На полпути к аду на тебя пялятся сумасшедшие финны изо дня в день, увы, взрослые мужчины, когда заканчивается их дежурство, идут к краю утеса, огороженному парой деревянных дощечек, и я должна дважды подумать насчет выпускника Горной школы, голова которого забита магнитами?
Голос Далли сложно было по акценту отнести к какой-либо американской местности, это был, скорее, голос дороги с поворотами и падениями, напоминания о городах, которые, казалось, ты забыл или в которые никогда не должен был въезжать, или даже обещания о городах, о которых ты слышал и собирался когда-нибудь туда добраться.
Они сидели в цеху амальгаматора, Мерль закончил рутинную работу, которую должен был выполнить. Он положил ноги на стол, казалось, у него было бодрое настроение.
— Однажды утром я не выйду на работу, — заверила их Далли, — и это будет день, когда я освобожусь от... — указывая на Мерля кивком ярких локонов, — и, конечно, лучше раньше, чем позже.
— Ты представить себе не можешь, как я этого жду, — кивнул Мерль. — Только не уноси с собою кусок моего сердца, черт, нет— как бы тебя ни звали. Эй! Ты всё еще здесь, маленькая мисс, хочешь сказать, ты еще не ушла? Что тебя держит?
— Должно быть, кофе.
Она с грацией городской домохозяйки подошла к котелку на железной плите, достаточно горячей для того, чтобы светиться — чтобы прикоснуться к ней, нужна была отвага.
Такие пикировки бывали у них часто (отец и дочь) в разных формах.
— Я мог бы делать то, что я делаю, где угодно, — мог подчеркнуть он, — в самом безопасном городе, который ты только можешь себе представить, приемной мира вместо этого чертова Сан-Хуана. Так что почему, по-твоему, мы здесь, уворачиваемся от пуль и лавин, вместо того, чтобы поехать в Айову, Девенпорт, или в какое-нибудь украшенное кружевными салфеточками место вроде этого?
— Ты пытаешься меня убить?
— Угадывай дальше.
— Это всё...для моего же блага?
— Вот это другой разговор. Это школа, Далли, фактически, это чертов колледж, бар слева у входа в каждый класс, факультет применения дробовиков и револьверов 44-го калибра, студенческий коллектив всегда пьян, сексуально безумен или суицидально опасен, так что к ним нельзя приближаться больше чем на милю, здесь вручают лишь две научных степени — выжил или нет. Так понятно, или я слишком углубил метафору?
— Скажи мне, когда перейдешь к дробям.
Сейчас она нашла полотняный картуз шахтера, надела его и пошла к двери.
— Я буду внизу в магазине компании, по крайней мере, до того, как закончится эта смена и все ворвутся туда, ужасно была рада тебя видеть, Фред.
— Фрэнк, — сказал Фрэнк.
— Конечно, просто проверяла твою память.
И минуты не прошло с тех пор, как она вышла за дверь, а Мерль, воспользовавшись, как предположил Фрэнк, какой-то неписанной прерогативой помешавшегося из-за химикатов, посмотрел ему прямо в глаза и спросил, что он делает здесь, в Теллуриде.