На дне глубочайшей из впадин
Шрифт:
— Для этого придётся перебраться через стену. Но, к твоему сведению, это не так уж и легко. Нам нужно будет встретиться ещё, чтобы поговорить об этом. Прошу тебя прийти ко мне завтрашним вечером; ты знаешь, где моя берлога. Я не могу больше доверять этому месту.
— Д-да… — радостно запинаясь, откликнулся Касиад. — Конечно, я знаю! Я приду, принесу все планы! Обещаю, что я сам отсюда выберусь и тебя вытяну тоже! А если у нас что-нибудь там не заладится, мы так же тихо вернёмся и попробуем начать здесь новую жизнь.
— Это не так просто, как ты думаешь, — откликнулся Дэраэль и, приоткрыв дверь, выскользнул в коридор, оставив Касиада одного напротив догорающей тонкой свечи, вокруг которой на красном дне блюдечка растёкся уже затвердевающий воск.
Глава 7. Майту ищет ответы
Она проснулась в то раннее утро, когда солнце ещё не взошло, а ночная темнота уже понемногу начинает уползать с неба. Учитывая тот факт, что в Секторах солнце никогда не выглядывало из-за горизонта, различить времена суток становилось вдвойне труднее. Тем не менее, Майту обладала этой способностью и поэтому всегда вовремя приходила на работу. Она появлялась в коридорах Отдела первой из охранниц и уходила последней; случалось, что оставалась ночевать во вверенном ей зале. Она никогда не забывала о несчастливой судьбе своей старшей подруги, понимая, что сама может последовать за нею.
Хуже всего было то, что Майту совсем ничего не помнила о своём вчерашнем дежурстве — совсем. Она очнулась лежащей ничком в зале, который ей поручено было охранять, и только кончики её ботинок выглядывали из-за края высокого пыльного стеллажа, а голова её болела, будто бы разрываясь от похмелья. Но Майту была уверена, что ничего не пила: она предпочитала держаться подальше от алкоголя, зная, до какой степени скотства доводит тот людей. Вдобавок, у неё было слишком мало денег, чтобы тратить их на выпивку, и она ни за что не стала бы прикладываться к горлышку во время дежурства. Ей казалось, что она забыла нечто очень важное, и резкая головная боль, возникавшая при попытке вспомнить, ускользающие от взора мутно-тёмные картины подтверждали, что она не ошибается. Её тревожило абсолютно всё, что она видела; не находя себе места от беспокойства, она обошла весь зал по кругу несколько раз, даже сбегала к Дежурным и взяла у них на время несколько новых отточенных кинжалов, пропитанных смертельным и для слона ядом. Кто такие слоны, Майту не знала, поскольку никогда не видела их в пределах Сектора, но разумно предполагала, что это должны быть очень большие и сильные животные. В этот раз начальником Дежурных оказался Тесоро, но даже его присутствие не смогло заставить её съёжиться и отступить, как она это обязательно сделала бы раньше. Майту потупилась перед ним, таким огромным и могучим, чувствуя, как его глухая и настойчивая, мрачная мощь вжимает её в скользкий каменный пол. Обычно в Отделе царствовала беспорядочная катавасия, в эпицентре которой носились старательно притворяющиеся усердными надзиратели и уборщики, но в тех местах, что занимали Дежурные, не было места ни одной пылинке, ни одному лишнему звуку. Дежурные предпочитали молчать — их пронзительных взглядов было достаточно, чтобы заставить даже очень храброго человека испуганно оцепенеть. Они были настоящими хранителями тайн Отдела, они умели многое такое, о чём Майту оставалось мечтать, знали то, о чём она и не подозревала, совершали то, в страхе перед чем она немедленно отступила бы.
По сути своей Дежурные были профессиональными убийцами, нанятыми Главным Надзирателем после казни Кайлы для повышения уровня безопасности в Отделе. С ними был заключён договор, подписанный, как шептались писцы меж собой, кровью Главного Надзирателя. Поэтому Надзирателя называли колдуном и шарахались от него, как только его тучная таинственная фигура показывалась в конце глухого тёмного коридора. Каждый Дежурный носил с собой целый арсенал оружия, их фигуры окутывали тёмные плащи с огромными капюшонами, лица прятались под повязками, и каждый из них имел такой вид, словно готов был проткнуть любого, кто невзначай приблизится к нему. Майту дрожала, стоя напротив Тесоро, и раздумывала, стоит ли к нему обращаться. Он всегда производил впечатление мрачного и злобного комка тёмной энергии, и она испытывала перед ним ужас.
— Тесоро… прошу, одолжи мне оружие.
У неё до сих пор звучали в ушах его злобные свистящие слова:
— Майту… зачем это тебе? Кого ты собралась выслеживать?
— Ни… никого, Тесоро, — она улыбалась жалко и раздавленно. — Я всего лишь чувствую себя немного растерянной и встревоженной. Я боюсь, что не смогу сама защитить весь этот огромный зал.
Тесоро сощурил свои огромные льдисто-голубые глаза, и она обмерла, начиная внутренне жалеть о том, что вообще осмелилась его о чём-то попросить. Он всегда смотрел так, словно желал пронзить своим взором насквозь, как отточенным клинком, попасть в сердце и повалить на пол. Майту пролепетала:
— Мне нужно… чувствовать себя более защищённой.
— Что-то пропало? — прошептал он, и Майту тут же вскрикнула:
— Нет! Совсем ничего не пропало, господин… я просто…
— Если заметишь что-то необычное, сразу обращайся ко мне, — велел ей Тесоро, — я смогу тебе помочь, если тебе понадобится моя защита. Помни, что моё покровительство даёт тебе определённые преимущества, Майту.
Она боялась произносить правду: что она пугается его симпатии, боится вообще всего, что связано с ним и с его опасно горящим прозрачным взглядом. Она не могла ничем ответить ему, зная, что не способна дать положительный ответ и в то же время — что он не примет отрицательного.
Из охраняемого ею зала ничто не пропало, но Майту, тем не менее, чувствовала притаившуюся опасность. Если бы ничего не произошло, Тесоро не обратился бы к ней с таким странным предложением; его взор не горел бы настолько страшно и настойчиво. Если бы всё оставалось как раньше, она не чувствовала бы разлившегося в воздухе запаха чужака. Её внимание не привлёк бы обрывок чёрной ткани, что лежал на полу у стеллажей, где она проснулась этим утром.
Наклонившись, Майту подняла обрывок и присмотрелась к нему, внимательно сужая заледеневшие, как у Тесоро, глаза. Мечи успокоительно позвякивали у неё на поясе, она перебирала пальцами по ладони и напряжённо размышляла.
Кто же это мог быть? Как он сюда проник? Зачем? Почему ничего не забрал с собой?.. И, быть может, он ещё вернётся?
Она должна была быть максимально осторожной и внимательной. Возможно, ей всё-таки стоило бы принять предложение Тесоро, чтобы не лишиться единственного способа к существованию — и самого этого существования также.
Глава 8. Функция особого отряда
Середина месяца выдалась на редкость холодной и мрачной — мрачной даже для Центра Сектора, где располагалось управление кварталами. Из крошечных окон не льётся свет, а подземные уровни надёжно изолированы от внешнего мира. Ничто и никто не может помешать живущим в этом месте творить своё правосудие. Правда, живущие и сами ходят под мечом. Они не знают, когда опасность обрушится на них и уничтожит. Именно поэтому они тихи и настороженны. Они никогда не произносят того, что думают на самом деле. Прежде чем совершить хоть один шаг вперёд, они просчитают все возможные последствия. И всё-таки они боятся, всё равно боятся, что ни делали бы и ни говорили. Не только непосредственные начальники наблюдают за ними, но и нечто большее, что в Секторе никогда не появляется; то, что способно расплющить их одним ударом. А работающие в этих местах люди слишком хорошо знают, кто обитает на подземных этажах, знают также, что оттуда невозможно выбраться, если ты уже посажен за решётку.
Тёмным холодным вечером, когда густой туман опутал и оплёл весь Сектор, снизив видимость фактически до нуля, на подземных этажах начали раздаваться размеренные удары и крики. Удар сменялся воплем, в котором не было уже ничего человеческого: он звучал на одной хриплой ноте, рвался и возобновлялся опять, но никого это не трогало. Потоки крови выползали из-под решётки в самом отдалённом уголке темниц, напрасно эхо множило дикие вопли. Слишком толсты преграды, слишком велико расстояние между узниками. Да и те не помогут, если кричать и молить о помощи; слышат вопли и видят страдания только мучители: а им любая кровь в радость.
Мужчине, припавшему к полу, казалось, не было больше смысла жить, но сердце его упорно билось, выталкивая кровь из сломанного запястья, из культи руки, из многочисленных порезов и ссадин на шее и лице. Он был прижат к одному месту множеством тяжёлых цепей, душивших его, точно змеи, и мог он лишь немного приподнять голову — а этого ему делать не хотелось, потому что он знал: в глазах склоняющегося к нему мужчины с бледным, зверски жестоким лицом он не увидит пощады.
— Ты пришёл оттуда, — в утвердительном тоне произнёс склоняющийся к нему человек, — зачем?