На дне могилы (Обреченная на раннюю могилу)
Шрифт:
Фабиан бросил на него острый взгляд:
— Не хочу больше оставаться в забвении.
— И не останешься, — заверил Кости. — У меня отличная память. Я тебя навеки запомню.
— Я не о том говорю.
Тут я чуть ли не впервые вмешалась в их беседу. Черт, рассуждения о преимуществах начала двадцатого века, сетования на автомобили, вытеснившие лошадей, и воспоминания о том, каким сладким был воздух до появления минерального горючего, были миг недоступны. Но последнюю часть я поняла.
— Фабиану нужно общество, — сказала
— Да. — Может, это был отблеск солнечного света, но казалось, в глазах призрака блеснули слезы. — Мне нужен дом. О, я понимаю, что настоящей семьи у меня уже не будет, но хочется кому-то принадлежать.
Есть вещи, которые никогда не меняются. Потребность в дружбе не уходит со смертью. Кости сдержанно поморщился:
— Подбираешь бродяжек, Котенок? Тогда несколько условий. И нарушение их, Фабиан, приведет к немедленному изгнанию с помощью самого опытного экзорциста, какого я сумею найти. Ясно?
— Слушаю. — Фабиан старательно изображал равнодушие, но от возбуждения весь так и мерцал.
— Прежде всего, никаких разговоров о моей жене и о моих людях с живыми, мертвыми, неумершими и прочими. Дошло?
— Согласен, — мотнул головой Фабиан.
— И ты должен соблюдать приличия, как если бы был настоящим парнем. Если ты считаешь, что призраку позволителен вуайеризм, ты ошибаешься.
Возмущенное фырканье.
— Я извиняю столь несправедливое подозрение только ввиду развращенности, присущей современному обществу!
— Это «да»? — рассмеялась я.
— Да.
— Хорошо. — Кости хрустнул костяшками пальцев. — И еще: не хвастаться, как хорошо ты устроился. Мне не нужна свита бездомных духов. Ни словечка, понял?
— Безусловно.
— Тогда — договорились, Фабиан дю Брак.
Я никогда ни у кого не видела более счастливой улыбки. Кости встал, и я, допив последний глоток, последовала его примеру.
— Ладно, Фабиан, ты теперь из моих. Думаю, это не лучшее место, какое ты мог найти, но, пока ты соблюдаешь соглашение, искать новый дом тебе не придется.
Мы вышли из дворика кафе и направились домой. Призрак волочился за нами, уцепившись за мое плечо.
7
Кости велел мне надеть сапоги. Я сначала подумала — для оружия, но в новеньких кожаных голенищах не было ничего, кроме моих ног. Остальные обновы состояли из пары брюк цвета ночной синевы и белой блузы. Никаких украшений, кроме обручального кольца. Лиза хотела сделать мне прическу, но я отказалась. Не на вечеринку собралась, а на дипломатические переговоры.
Когда прибыл наш эскорт, мы пешком вышли из дому. Сопровождающего звали Жак, он был вурдалаком. Сквозь чернильную кожу сочились сдержанные, но мощные эманации. Кости заранее договорился, что проводит меня до определенного места. Дальше мне покажет дорогу Жак. Я была безоружна и оттого чувствовала
Кости шел рядом со мной, держа за руку. Судя по тому, как уверенно он шагал, дорога была ему знакома. Жак по пути не болтал, и я тоже помалкивала, боясь ляпнуть что-нибудь, что гуль мог бы использовать против меня. Я, как всякий арестованный, имела право хранить молчание. Конечно, если бы мне захотелось поговорить с Кости, я могла обойтись мыслями. В таких случаях очень удобно умение читать мысли.
Фабиан тащился за нами, отстав на сотню ярдов, то и дело залетал в здания, словно занимался своими призрачными делами. Жак ни разу не взглянул в его сторону. Просто поразительно, как те, кто способен видеть духов, их игнорируют. Впрочем, вековечные предрассудки, разделявшие неумерших и бессмертных, были нам на руку. Кости не мог меня сопровождать, а вот Фабиана никакие договоренности не связывали. Лиза долго не могла прийти в себя, когда мы примели его в дом. Ей тоже в голову не приходило приютить духа.
Мы остановились у ворот Первого кладбища Святого Луи. Кости выпустил мою руку. Я заглянула в запертые ворота и вздернула бровь:
— Здесь?
— Это вход в помещение Мари, — пояснил Кости, словно мы стояли перед парадной дверью особняка. — Здесь я с тобой расстанусь, Котенок.
Здорово! На кладбище. Как это ободряет!
— Так она примет меня на кладбище?
— Не совсем так. — В тоне Кости сквозили ирония и сочувствие. — Под ним.
Жак повернул ключ в замке ворот и сделал приглашающий жест:
— Сюда, Смерть.
Если Мари Лаво ставила себе целью обескуражить кого-то своим приемом, то вход на кладбище в сопровождении подозрительного вурдалака и защелкнувшиеся за мной ворота были как раз то, что надо.
— Вот и хорошо. После вас, Жак.
Мари Лаво принадлежал самый большой на кладбище склеп. Высокий, больше шести футов, широкий у основания и сужающийся кверху. На стене виднелись вудуистские граффити: черные «X». Перед склепом со стершимся именем легендарной королевы вуду лежали сухие и свежие цветы. Чтобы заметить все это, у меня было всего несколько секунд, а потом Жак указал рукой на землю под надгробием и произнес что-то на креольском. И земля расступилась.
Судя по скрежету, процесс контролировался каким-то электронным устройством. В маленькой ограде вокруг надгробия открылась квадратная яма. Снизу донеслось хлюпанье, и я задумалась, неужели под Новым Орлеаном есть затопленные подземелья. Жак не разделял моей озабоченности. Он просто спрыгнул вниз, повторив прежнее указание:
— Сюда, Смерть.
Всмотревшись в непроглядную тьму, я разглядела светящиеся точки его глаз футах в двадцати подо мной. Мысленно пожала плечами, подобралась и прыгнула следом, расплескав воду при приземлении.