На этом берегу
Шрифт:
"Нет, обязательно надо сводить его к горячему источнику" — подумал он, наблюдая за сородичем, бледным и взъерошенным. В свое время целебная вода сильно помогала ему. И просто поблаженствовать в тепле, смыть грязь, расслабиться тоже не помешает. Иногда это даже полезней и для души и для тела.
На ужин был лепешки с зеленью и горсть диких сушеных яблок. Скоро придется идти пополнять запасы муки, пускай даже ячменной, нерадостно понял он. Каждое его появление в деревне после очередной зимовки вызывало у поселян смешанные чувства, они за это время успевали отвыкнуть от общества альва. Кроме всего прочего каждый раз Риан ожидал от властей
Гилд поднялся с трудом, особой боли он не испытывал, но слабость давала себя знать. Спокойно лежать он не мог, не давало сознание, что он в тягость новому знакомому и затрудняет его во всем. В общем-то, лежал он, сидел или пытался кое-как передвигаться по землянке, это ничего не меняло, но успокоиться он не мог. Ему было неудобно есть пищу из Риановых запасов, неудобно о чем-то просить или принять помощь. В то же время, когда он спрашивал себя, хотел бы он остаться один, то получалось, что нет. Общество родича было ему приятно, и не из-за помощи, это как раз его и смущало больше всего, а из-за того общения, которого не было уже целую вечность.
Поначалу Гилд попытался отказаться от ужина, сказав, что не хочет есть, но Риан просто сказал:
— Тебе надо, — и пододвинул тарелку с едой.
Румяные лепешки лежали стопкой на выструганной из сосны посудине. Вместо того, что бы сесть за стол, Риан устроился на кровати рядом и разлил по кружкам душистый отвар. Что можно было сказать на это? Поблагодарить, но Гилд был и так бесконечно благодарен ему каждый раз. Каждый поступок Риана приводил его в изумление, потому что, хотя все было естественно, но ни заботы, ни внимания он не получал никогда и ни от кого. Что он мог дать взамен? Ничего. Хотя…
Гилд вспомнил, что у него есть деньги, на службе у герцога ему регулярно платили жалование. Большое или маленькое, он далеко не сразу смог оценить, ведь жизни в здешних местах он не знал. Раньше, в деревне, любая мелочь шла в расчет, принималась к обмену, деньги в лесу почти не были в ходу. Пройдя длинный путь через чужие земли, и попав в другое герцогство, он постепенно понял им цену.
Соблазн платить чужаку меньше, чем своим людям, десятник дружины безусловно испытывал, да Гилд, наверно, ничего бы и не сказал, потому что не понял. Но десятник верно рассудил, что если приказ взять альва на службу отдавал сам герцог, значит негоже обманывать чужака, кем бы он ни был, так же, как и травить его понапрасну ни к чему. Вот и вышло, что жалование он имел, как любой обычный стрелок.
Деньги Гилд конечно, тратил, но немного, так как ему вроде и не нужно было ничего. Одежду и обувь дружинникам выдавали, местные трактиры он посещал редко, утехам людей был чужд. При любой возможности, которая выдавалась, уходил в лес и бродил там один. Вдали от посторонних глаз он чувствовал себя лучше, никто не пялился на него и не шушукался за спиной. Поэтому деньги у него неизменно оставались.
— Риан, а в деревне деньги берут, можно расплатиться ими за еду?
Миндалевидные глаза альва чуть округлились:
— Конечно. Но деньги там редкая плата, их почти нет.
— Но расплатиться все-таки можно? — уточнил Гилд. — Потому что деньги у меня есть. Я не
Он уже потянулся к мешку, но Риан лишь улыбнулся:
— Потом. Мы же сейчас никуда не пойдем. До деревни полдня пути, тебе еще рано. Места здесь глухие и люди обходятся в основном без денег, но все равно они еще пригодятся.
Риан точно знал, что деньги можно дать мельнику за помол или саму муку. Водяная мельница стояла на отшибе, и её хозяин частенько посылал старших сыновей в город, а потому знал толк в серебряных и медных кругляшках. Староста тоже не отказался бы взять мзду серебром. Так что куда пристроить денежки всегда можно найти.
Вечер постепенно перешел в ночь, и весь следующий день был таким же спокойным. Риан исчезал проверить свои силки и ловушки, неспешно хозяйничал в землянке, но больше всего они говорили, вспоминая прошлую жизнь и былые места. Риан сам поражался тому, как много он говорит, словно и не было долгих лет молчания, словно и не прошла одинокая зима.
Разговор вновь зашел о дороге и лесе. Риан рассказал о здешних местах, об озерах, где водилась крупная рыба, о реке, что текла на север, через лес. Рассказ получился долгий, Постепенно вновь сгустились сумерки, близилась ночь, и оба альва забрались в кровать, продолжая неспешную беседу. Они тихо смеялись в темноте, вспоминая забавные моменты, описывали красивые места, что удалось повидать, и просто болтали ни о чем. Им было спокойно друг с другом, и мысли неспешно переходили в слова, а слова в образы, и картины увиденного вставали одна за другой. Их жизни не изобиловали радостями, но им было о чем поведать друг другу.
— Ты говорил, что общался с людьми, когда жил рядом с деревней? — напомнил Риан. — Значит, они не чурались тебя.
— Не совсем… — усмехнулся Гилд, — до правления Ньюри Ферана я бывал в деревне и меня никто не гнал. Я говорил с местным знахарем, а он бывал у меня, узнавал о травах. Я всегда был для людей чужаком, но меня никто не трогал, а потом Феран объявил охоту на ересь и нелюдей, но вышло, что на альвов. Так что своим для людей, я не был никогда. А ты?
— Мы никогда не будем им своими, — заметил Риан задумчиво. — А ведь я еще помню те времена, когда вся эта земля принадлежала нашим Владыкам, и о людях никто и слыхом не слышал. По началу мы их вообще не принимали всерьез. Н-да!… - он помолчал и добавил. — Я знавал многих великих воинов из их народа, и великих королей, и друзья у меня были… когда-то… Они живут мало… Уж и не знаю, плохо ли это или хорошо, это Единому судить, а не мне.
Он закинул руку за голову и воззрился на потолочные балки, точно видел не их, а нечто другое.
— В итоге, наверное, не имеет значение кто сколько прожил, когда умирает тот, кого ты любишь, — молвил он тихо. — Мне было больно всегда. И когда погиб мой побратим Нэнвэ, и когда убили Лорилин…
Гилд не спрашивал, но Риану почему-то захотелось рассказать сородичу именно о ней. Потому что он никогда и ни с кем не говорил об этом. Он вдруг подумал, что если не поведает сейчас, то возможно, этого не случиться уже никогда. А слова отчего-то просились наружу.
— Она был человеческой женщиной. Может быть, у них она не считалась красавицей, но мне казалось, что прекрасней просто и быть не может. Как-то так вот вышло, что мы с ней нашли друг друга… Видимо судьба моя была такая — любить человека. Хотя… она до ихней старости все равно не дожила.