На этот раз — это точно конец
Шрифт:
—Ни ссы… Там инструктора и добрые люди.
Мне стало совсем дурно, но я покорилась судьбе. Как говорила ясновидящая Ирина, «не стоит сопротивляться необратимым последствиям».
Прямо с подъемника мы отправились в пункт проката, где нам подобрали лыжи согласно нашему росту и весу. Картинка была еще та! На нас были куртки из серебряной мембраны, которая переливалась в лучах солнца всеми цветами радуги, насыщенного синего цвета брюки, белоснежные шлемы с маской с затемненными линзами. Одним словом, полукосмонавты. Мне было не понять, как я, одетая в сто одежек, словно кочан капусты, в жестких ботинках, во всем этом буду переставлять ноги, да еще и на лыжах. Наперед хотелось плакать.
Далее нас ждал инструктаж. Получилось очень «веселое мероприятие».
Инструктор знал русский язык, но не знал возможностей Ларискиного языка.
На его вопрос, есть ли у нас опыт катания, она гордо улыбнулась и произнесла:
«Yes!» Сказав «да», она одновременно изо всех сил принялась поворачивать голову вправо-влево.
Инструктор замешкался:
— No?
— Yes! —одарив инструктора очаровательной улыбкой и вновь отрицательно покачав головой, повторила Лариска.
В этот момент у меня всплыла в памяти композиция из трех обезьян: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нем, то я защищен от него» или, по-русски «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
Ларискино «Да» было злом, я решила абстрагироваться и молчать.
Впервые трех обезьян я увидела на столе Феликса. Я столь заинтересованно их рассматривала, что он отвлекся от нашего рабочего разговора и рассказал, что привез их из Китая, каждая из трех обезьян имеет свое имя: не видит Мидзару, не слышит Кикадзару, не говорит Ивадзару.
Сейчас я была Ивадзару.
Инструктор не стал останавливаться на очень важных моментах для нас, таких как основная стойка, падение и вставание, движения на плоскости, скольжение, торможение, но с удовольствием озвучил двенадцать правил опытных лыжников.
«Как далеко моя бабуля, она бы помолилась о своей бестолковой внучке», — с сожалением подумала я.
— Вперед, — голосом командира рявкнула подруга.
Мы находились на одной из горных вершин в Доломитовых Альпах с красивым названием Тофано. Невозможно остаться равнодушным к такой величественной красоте, на какой-то момент я даже забыла о страхе. Лыжники уверенно скользили по белоснежной извилистой трассе, по сторонам которой соседствовали заснеженные ели, морозный воздух искрился в лучах солнца, и я немного успокоилась.
Лариска наконец осознала содеянное своими же руками и выдала:
— Светелкина, мы с тобой девочки умные, давай постоим и посмотрим, что и как нужно делать.
— Ага, поджала свой трусливый хвост, — позлорадствовала я.
— Ах так! Догоняй!
Лариска сделала шаг вперед и…
Я закрыла глаза от испуга, а когда открыла, ее уже не было.
«Поддерживай ее», — звучали в моей голове слова ясновидящей, и, выдохнув, я шагнула в неизвестность.
Я спускалась, стараясь хоть немного замедлить скорость лыж палками, но с уклоном трассы они все больше и больше мне не подчинялись. Орать было бесполезно, и я крутила своей пятой точкой как могла, чтобы удержать равновесие. Скользя по склону, всматривалась в спускающихся впереди лыжников и искала Ларискину куртку, безрезультатно.
Перед очередным поворотом вдруг почувствовала толчок в спину и, потеряв равновесие, заскользила в сторону, а потом лицом рухнула в сугроб сбоку. Было ощущение, что мои лыжи встали на «носочки» и задрали мои ляшки вверх. Кто-то подхватил меня крепкими руками, вытащил из сугроба и поставил на ноги.
Я сняла маску и начала очищать от забившегося снега.
— Вот так встреча!
Голос показался мне подозрительно знакомым.
— Как вы оказались на этой трассе? Такого неуклюжего спуска я не видел уже лет сто. Простите, но вы так неумело виляли на лыжах из стороны в сторону, что я еле успел смягчить удар.
Мне вдруг стало очень плохо и стыдно. Я узнала его: это был тот самый невежа, который проигнорировал меня утром в отеле и назвался Иваном.
— Если вы думаете услышать благодарственные дифирамбы, ошибаетесь! — произнесла я сухо.
— Просто скажите спасибо.
— Это вы должны извиниться, что сбили меня!
Понятно, что от моей наглости он просто растерялся и замолк.
— Может, продолжим спуск? — спросила я, делая вид, что страшно опаздываю.
— Вы уверены?
— Полностью.
— Разрешите откланяться, — он плавно тронулся с места и через минуту исчез за поворотом склона.
Поправила шлем, надела маску и тут…
Со склона лежа спускался лыжник, а вернее, лыжница без лыж, моя Лариска. Как она оказалась позади меня, где ее лыжи? Я понимала, что ничем ей помочь не смогу и только взглядом провожала несущуюся на скорости Лариску вниз по склону.
Мой дальнейший спуск напоминал комедию в главной роли с Чаплиным. Я летела вниз, то виляя бедрами, то пригнувшись чуть не к самой земли, и без конца падала, падала… Поднималась и вновь продолжала спуск, на крутых поворотах орала, потому - что мне казалось, я вылечу в пропасть. Повезло лишь в одном: в меня больше никто не влетел на бешенной скорости, и я тоже никого не убила своими палками и лыжами. Когда же я оказалась у финиша, сразу увидела невозмутимо спокойную Лариску, мирно попивающую что-то из металлической кружки, а рядом с ней Ивана.
Словно раскоряка, на дрожащих ногах, выкидывая в стороны лыжи, я подошла к ним, еще не веря до конца в то, что моя шея и остальные кости не переломаны.
— Ну что, Метелкина, жива? — спросил меня красавец.
Гнев залил мои щеки пунцовым румянцем: эта предательница назвала ему мою фамилию, а он ее исковеркал.
— Моя фамилия Светелкина, а имя Мария!
— Ну вот и познакомились, — сказал он, смерив меня с головы до ног дерзким взглядом.
Лариска одновременно хитро и виновато посматривала на меня, но она была жива, а это главное, остальное можно простить.
Глава 11
— Светелкина, подъем! Нас жду великие дела!
Я открыла глаза и, повернувшись на другой бок, поджала под себя коленки. Громко хрустнули суставы, мышцы заныли, да так, что от боли я зажмурилась и тихонько застонала.
«Лучше бы я умерла вчера...»
— Светелкина, подъем! Ты не слышишь, что я тебя бужу?
За окнами было темно. Это какое-то дежавю.
— Который час? Дай еще немножечко поспать.
— Непозволительно поздно! Мы сюда приехали отдыхать, а не спать!