На фарватерах Севастополя
Шрифт:
– На тебе, гад! На тебе! Не лезь на нашу землю!
– кричали комендоры, посылая снаряды.
– Горит!
Танк горел. Второй танк отвернул, нырнув в воронку, немецкие автоматчики отхлынули и залегли.
Тогда немцы закопали в землю сидевший в воронке танк, подвезли тяжелую батарею и открыли огонь.
Но Евсеев и майор Дацко умело организовали оборону. Левофланговой группой командовал старшина команды ОХР Березанский, в центре, в самом опасном месте, группу возглавлял лейтенант Коринько. Группа защищала подход
Сотни снарядов и мин обрушились на каменные стены равелина. Затем гитлеровцы подняли в воздух авиацию; с воем и грохотом пикировали «юнкерсы», разрушая верхнюю часть стены. Равелин затянуло облаками дыма, гари и каменной пыли.
И когда затихал артиллерийский огонь, снова шли в атаку гитлеровские солдаты.
Обвалы засыпали моряков, но, выкарабкиваясь из-под камней, раненные, они снова ползли с автоматами в руках к амбразурам и проломам в стене.
У северного фаса крепости лежал у пулемета комсомолец матрос Компаниец. Компаниец был ранен; он истекал кровью, но продолжал вести огонь. К нему подполз военфельдшер Кусов, он же парторг подразделения, и, перевязав его, лег здесь же, рядом, и стал стрелять из автомата.
– Держись, черноморцы!
– слышался голос комиссара Кулинича, и матросы снова вели губительный огонь по врагу.
Северный фас был самым трудным участком обороны; огнем пушек и разрывами бомб в каменном теле равелина была пробита брешь, и сюда ползли гитлеровские автоматчики. [191]
Старшина Березанский с пулеметчиком Компанейцем не подпускали фашистов.
Снова обрушилась часть стены, и отлетевший камень больно ударил в спину приподнявшегося над пулеметом Компанийца. Он упал, уткнувшись в землю лицом.
– Компанпец убит!
– закричал Березанский и бросился к пулемету.
– Жив я!
– с трудом приподнимаясь, ответил Компанией, и снова ухватился за ручки пулемета.
Тяжело было и группе Семиглазова: у него оставалось всего девятнадцать человек. Но к нему присоединился парторг 12-й батареи Ходаев вместе со своими товарищами. Бойцы своевременно обнаружили скопление гитлеровцев на этом направлении. Семиглазов решил предупредить вражескую атаку и скомандовал «огонь»! Шквальным ружейно-пулеметным огнем они скосили фашистов.
Но все больше падало раненых матросов, и автоматы, захлебнувшись, смолкали. Все кругом были ранены, а не воевали только мертвые.
Тяжело был ранен радист Громов. Его на носилках понесли к подошедшей к равелину шлюпке. Он в это время очнулся и закричал:
– Куда вы меня несете? Я не мертвый. Давайте назад!
И матросы повернули и понесли своего товарища в равелин. Здесь ему сделал перевязку военфельдшер Кусов.
– Видишь, - сказал Кулинич, обращаясь к своему командиру Евсееву, - Громов отказался идти на Большую землю, - так теперь матросы
– Умирать будем здесь, - твердо ответил Евсеев.
– Командир и комиссар последними будут сходить с палубы своего «корабля».
С наступлением темноты, когда утих бой, Евсеев собрал бойцов и рассказал им о полученной из штаба ОВР телеграмме Верховного Главнокомандования, в которой говорилось: «…Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной».
Эта телеграмма и напоминание, что за отчаянной борьбой севастопольцев следит вся страна, прибавили сил не только защитникам равелина, но и всему гарнизону.
Так продолжалось два дня. На третий день фашисты предприняли психическую атаку. Голые до пояса, под [192] знойным июньским солнцем, отбивая шаг под дробь барабана, вражеские солдаты шли к равелину.
Моряки во главе с командиром капитаном 3 ранга Евсеевым, во время обстрела и бомбежки укрывшиеся в казематах, снова поднялись наверх и легли у амбразур.
– Стоять насмерть! Переправы на тот берег не будет!
– передал бойцам Евсеев. И матросы огнем встретили психическую атаку. Они крепко любили море и дрались беззаветно на суше. На башне равелина, на железной мачте, по-прежнему развевался в дыму обуглившийся военно-морской флаг.
Огнем последних пулеметных лент психическая атака была отбита.
– Ну, кто еще хочет на равелин!
– поднявшись во весь рост на кромке стены с гранатой в руке, закричал старший матрос Алексей Зинский.
Три дня держался гарнизон равелина, пока не вышли все корабли и катера из Севастопольской бухты.
Равелин продолжал сражаться, но снаряды и патроны были на исходе. Положение под Севастополем не улучшилось. Немцы заняли всю Северную сторону. В ночь на четвертый день контр-адмирал Фадеев передал по радио приказание командующего флотом: «Гарнизону равелин оставить!»
Гарнизон к тому времени стал совсем малочисленным. Погиб в бою парторг Кусов. Ранен и контужен был командир охраны рейда Евсеев. Не в состоянии говорить, он молча, жестами отдавал необходимые приказания. Теперь всеми делами заправляли его помощник старший лейтенант Коринько и комиссар Кулинич.
Вечером хоронили парторга Кусова и всех, кто погиб в этот день. Выдолбив во дворе равелина каменные плиты, положили их в эти могилы, накрыли военно-морским флагом и завалили камнями.
Командир сказал, стоя у каменной могилы и с трудом разжимая почерневшие губы:
– Мы еще вернемся сюда, товарищи!
Надо было уходить, но днем на море разыгрался шторм. Синяя-синяя и теплая вода сделалась холодной и тяжелой. Угрюмыми и скользкими стали стены равелина, заливаемые накатами волн. И чайки, выкормыши моря, с ветром ушли к южному берегу.