На фарватерах Севастополя
Шрифт:
«Наверное, это наши катера, - подумал Глухов.
– А что, если немецкие? Будем драться!»
На палубе появился с забинтованной головой помощник командира. Он уже вызвал легкораненых матросов наверх и наводил порядок на палубе. Наконец из моторного отсека механик доложил:
– Завожу моторы!
Словно всхлипнув, зазвенели, застучали, запели моторы, и Глухов, посмотрев на картушку компаса и вращая штурвал, развернул катер курсом к кавказским берегам.
Катер весело побежал под двумя моторами, слегка припадая на нос и поднимая на палубу брызги воды. Легкий ветер
Убитых матросов перенесли на корму, положили у флагштока. Комендоры забортной водой смыли с палубы кровь, поднесли и разложили на маты у пулеметов и поврежденной пушки патроны и снаряды. Боцман с двумя матросами откачивали воду из форпика. Все больше людей появлялось на верхней палубе. Сидеть в неизвестности, закупоренными в кубриках и каютах раненые больше не могли. Нашелся у матросов и табак, открыли банку консервов, раненые закурили, заговорили, задвигались.
И в это время черная точка появилась в небе. Она все увеличивалась, приближаясь к катеру. Не было сомнения: это шел на большой высоте «юнкерс».
Раненые матросы, не сговариваясь, бросились к пулеметам и разбитой пушке, все они сейчас смотрели на Глухова, стоявшего у штурвала, ожидая его приказаний.
Глухов мгновенье думал, затем схватил мегафон и скомандовал:
– Стоять по местам! Приготовиться к отражению атаки самолета! [209]
Стоя у пулеметов, матросы уже ловили в кольцо прицела быстро идущий самолет.
А Глухов в это время поставил телеграф на «стоп». Катер клюнул носом встречную волну, затем его развернуло лагом, и он закачался с борта на борт. Обессилевший от ран и потери крови, временами почти теряя сознание, Глухов, держась побелевшими руками за поручни, следил за самолетом. Первый раз за время войны он не встретил врага огнем - он попробовал схитрить. Приказав матросам не открывать огня, Глухов решил ожидать. Заметит самолет неподвижный катер, лежащий в дрейфе, или не заметит? Если заметит и пойдет в атаку, дадим ему бой!
Медленно вражеский самолет пролетел высоко над катером и, не меняя курса, ушел к берегу. Стало опять тихо, еле дымила еще не выгоревшая до конца дымовая шашка на корме катера.
Помощник командира помог Глухову сесть на раскладной стул, механик принес из кают-компании кружку вина. Глухов выпил холодное терпкое вино, помощник стал за штурвал, и катер снова лег курсом туда, где была родная земля, где уже чуть угадывались в сиреневом свете дня Кавказские горы.
Не все защитники Севастополя были эвакуированы на Большую землю. И те, что остались, не сдавались в плен, а дрались с фашистами до конца за каждый клочок земли уже на самом краю Крымского полуострова. Чуть ли не до середины июля сопротивлялись отдельные группы наших бойцов на Херсонесе. Лишь немногим удалось пробиться в горы к партизанам.
На одном из последних катеров-охотников уходил на Большую землю командующий войсками прикрытия генерал-майор Новиков. Уходил он на катере-охотнике № 0112. С большие трудом туда же вплавь добрался и военком гидрографического отдела СОР Е. А. Звездкин.
Рано утром, когда катер был уже на траверзе Ялты, Звездкин услышал резкие звонки колоколов громкого боя. Тревога!
Становилось все светлее, и Звездкин рассмотрел четыре немецких торпедных катера, которые строем фронта шли прямо на них. Командир катера старший лейтенант Евдоким Арсентьевич Коргун отдал приказание артиллеристам: приготовиться к бою! [210]
Из носового отсека стали передавать по цепочке ящики со снарядами на корму: носовая пушка была выведена из строя еще при прорыве катера из Новороссийска в Севастополь.
Сближаясь, торпедные катера с большой дистанции открыли огонь. У них были пушки и пулеметы. Катер № 0112 открыл ответный огонь, сосредоточив его на одном из гитлеровских торпедных катеров.
Катера сближались. На катере-охотнике появились первые убитые и раненые. От настильного огня фашистских пиратов особенно доставалось тем, кто находился на мостике. Первыми были убиты командир катера и рулевой. Их сейчас же заменили помощник командира Константин Павлович Булатов и второй рулевой.
Ничего не оставалось, как прорывать фронт вражеских кораблей. Катер № 0112 пошел на таран ближайшего немецкого торпедного катера. Но тот в последнюю минуту не выдержал, отвернул и прекратил огонь.
Теперь катер-охотник, не снижая скорости, уходил к берегам Кавказа. Но торпедные катера гитлеровцев не отставали. По двое с каждого борта, они шли параллельным курсом. Огнем был изрешечен мостик, за рулем убито уже несколько человек. Стоять на открытом мостике было невозможно, и рулевой управлял катером лежа. Убитые и раненые лежали на палубе, их не успевали убирать. Беспрерывно вели огонь кормовая пушка и пулемет, не подпуская близко немецкие торпедные катера.
На корме находился и генерал Новиков, он управлял артиллерийским огнем. И огонь был настолько удачным, что на одном из немецких катеров от прямого попадания вспыхнул пожар. Катер потерял ход и вышел из строя.
Оставалось теперь три торпедных катера против одного, казалось, все-таки можно выиграть бой. Но один за другим, в катер-охотник угодили вражеские снаряды. Сначала в носовой отсек, где был пробит деревянный борт; отсек заполнился водой, и катер уменьшил ход. Экипаж стал заделывать пробоину, но тут второй снаряд попал прямо в моторный отсек.
Катер стал плавучей мишенью. Звездкин бросился к мотористам, в отсек спустился и генерал Новиков. Он был без гимнастерки, с перевязанной рукой. Генерал спросил у оставшихся в живых мотористов: смогут ли они исправить повреждение?
– На одном моторе сможем идти!
– отвечали они. Через несколько минут катер дал ход. [211]
Поднявшись на палубу, Звездкин видел, как среди убитых и раненых появился генерал Новиков. Добравшись до кормовой пушки, он показал здоровой рукой на приближавшийся немецкий катер. Краснофлотец развернул пушку, зарядил и выстрелил. Торпедный катер отвернул. И снова раздался треск. Еще один снаряд разворотил борт катера-охотника, туда хлынула вода. Катер медленно заполнялся водой, но он по-прежнему отстреливался.