На главном направлении(Повести и очерки)
Шрифт:
В штаб поступают десятки пакетов. Их, как правило, приносят храбрые и заслуженные воины и рабочие завода. Каждый пакет вручается лично члену Военного совета или командующему как самое ценное и дорогое в жизни всего города.
Это письма.
В ответ на приказ «Сталинград держать» защитники города подписали письмо, в котором они заверили Коммунистическую партию и весь советский народ в том, что русский город на Волге будет стоять на пути врага непоколебимой твердыней. «Враг не пройдет, он будет остановлен и разгромлен!»
Это письмо, как присяга, зачитывалось в траншеях, окопах, блиндажах, на рубежах атаки и в бою. Многие, подписываясь,
Экспедитор штаба армии сержант Тобольшин не успел подписать письмо, о чем много раз сожалел. К счастью, ему выпала честь охранять эти пакеты при отправке за Волгу. На одном из пакетов он украдкой написал.
«ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ СТАЛИН! Я, СЕРЖАНТ ТОБОЛЬШИН, БЫЛ НА ЗАДАНИИ И НЕ УСПЕЛ ПОДПИСАТЬ ПИСЬМО И ВОТ СЕЙЧАС ПОДПИСЫВАЮ НА ПАКЕТЕ ЗА ВСЕХ, КТО ОПОЗДАЛ, И ОБЕЩАЮ ВАМ ИСТРЕБЛЯТЬ ФАШИСТОВ, ПОКА ЕСТЬ СИЛА В РУКАХ. МОЯ СЛУЖБА ТАКАЯ, ЧТО МНЕ НЕ УДАЕТСЯ БЫВАТЬ ЧАСТО НА ПЕРЕДОВОЙ, НО УРЫВКАМИ Я БЫВАЮ ТАМ И УЖЕ УБИЛ ИЗ КАРАБИНА ДВУХ ВРАГОВ ОБЕЩАЮ ЭТОТ СЧЕТ УВЕЛИЧИТЬ ДО ДЕСЯТИ И ПОСЛЕ ЭТОГО ВСТУПИТЬ В ПАРТИЮ.
ЭКСПЕДИТОР ШТАБА КОМСОМОЛЕЦ ТОБОЛЬШИН».
А сколько таких писем в пакетах, тысячи, десятки тысяч!
Гитлеровское командование сосредоточило у Сталинграда большие силы не только бомбардировщиков, но и истребительной авиации.
Фашистские асы — это пираты воздуха. Они известны своими бандитскими уловками и хитростью.
У нас в Сибири много ос. Они вьют свои гнезда вблизи пасек. Часто нападают на пчел, убивают их и забирают мед. Осы очень живучи и ядовиты. И в одиночку, и группами они нападают на человека, вонзая свои ядовитые жала в лицо, шею, руки. Фашистские асы во многом напоминают мне ос. Нам часто приходится видеть тяжелые воздушные сражения. Очень больно переживаешь, когда замечаешь, что среди трех-четырех сбитых самолетов врага иногда падают и наши, с красными звездами. Особенно тяжело переживает гибель советских летчиков майор Кириллов. Увидя горящий советский самолет, он закрывает лицо ладонями и стонет.
Да что и говорить, тяжело и больно смотреть на гибель наших летчиков. Такие случаи участились с появлением истребителей из отряда Геринга. Раньше мы бросали в воздух шапки, кричали «ура» каждой появившейся группе советских самолетов, идущих на бомбежку врага, а сейчас мы провожаем красных соколов с чувством тревоги. Встречая наши самолеты, пролетающие обратно над Мамаевым курганом, мы часто недосчитываемся одного-двух. «Не вернулись два», — говорим мы обычно друг другу, но, чтобы не расстраивать себя и друзей, каждый утверждает, что видел этих двух где-то там, на подлете к полевому аэродрому.
Зато какую радость доставляет нам каждая победа наших отважных летчиков-истребителей, летающих на новых самолетах конструктора Яковлева!
Как-то раз с юго-запада летело свыше тридцати вражеских самолетов Ю-87. Они держали курена заводской район. Но вскоре их строй распался. Они не стали выстраиваться цепочкой для пикирования. Группами по три машины разлетались в разные стороны и бросали бомбы с большой высоты. Два из них вскоре загорелись. Затем воспламенился и врезался в землю еще один. Через две-три минуты в воздухе стало тихо. С западной стороны над Мамаевым курганом спокойно пролетели три наших «яка». Это их работа.
— Передайте спасибо летчикам Баранову, Новикову и Алехину, — наказывали бойцы своим командирам.
Оказывается, что Баранова и Новикова все знают еще с боев за Дон. Немецкое командование уже тогда предупредило своих летчиков об этих «опасных асах» и обещало большие награды за их уничтожение.
Особой популярностью среди наших бойцов пользуется летчик-истребитель Новиков. О нем ходит много рассказов. Новиков сибиряк, односельчанин известного летчика Покрышкина; учебу он окончил в бою под Ворошиловградом. Однажды, поднявшись в воздух на учебном «миге», он встретил «хейнкеля» и заставил его приземлиться, за что сразу получил боевой истребитель.
Тем тяжелее для нас была утрата этого замечательного летчика, павшего смертью храбрых.
Это случилось в полдень.
Мы с сержантом Тобольшиным лежали около щели и разговаривали о ловле осетров. Я знаю Тобольшина с первых дней формирования нашего комсомольского полка. Его курносое, скуластое лицо освещено всегда хитровато прищуренными глазами, по ним трудно определить, когда он грустит, а когда веселится. Тобольшин напоминает мне коренных сибирских таежных жителей, которые умеют в одной стеганке и кожаных ичигах в трескучие морозы ночевать в лесу, а в жаркие летние дни пить по дюжине чашек горячего чая. Таких не страшат ни многодневные переходы, ни опасность встречи с диким зверем, ни преодоление бурной реки. Есть такие люди. Они не закрывают глаза в бурю и не падают духом при опасности, радуются солнцу и улыбаются дождю. Правда, у Тобольшина в отличие от многих сибиряков волосы, как солома, — светлые и непослушные, чуб то и дело упрямо вылезает из-под пилотки. Ему так же, как мне, приходится часто смачивать голову и натягивать пилотку туго, чтоб не выглядеть неряхой. Многие говорят, что мы очень похожи друг на друга, а первое время даже считали нас родными братьями. Много внешнего сходства. Но только внешнего. Я хотел бы иметь такие качества, какие есть у Тобольшина. Это поистине бесстрашный человек. У него еще не зарубцевался шрам на плече, правая рука перебита и пальцы плохо действуют, но он все еще рвется к своим, в свой полк, и зовет меня, но наша дивизия где-то на переформирований.
Тобольшин утверждает, что все сибирские батальоны скоро вернутся сюда. Он оптимист. Его заветная мечта — скорее окончить войну, поехать к себе в Нарым, заработать денег на ловле осетров, чтобы матери без него жилось хорошо. Самому поступить в летное училище.
И вдруг Тобольшин неожиданно замолчал в воздухе послышался знакомый гул моторов Поглядев вверх, я сразу подумал о Баранове, Новикове и Алехине.
— Да, это наверняка они, — подтвердил Тобольшин. Из-за авиагородка навстречу им вылетели два «мессершмитта» и пошли в лобовую атаку. Завязался бой.
В короткой схватке наши одержали победу, один «мессершмитт» врезался в землю, другой успел увернуться и на бреющем полете с предельной скоростью ушел на запад.
— Удрал… Трус! — презрительно бросил Тобольшин.
Три сокола не стали догонять удирающего пирата, а начали парить над курганом. Неожидан но раздался треск, через мгновение последовала длинная пулеметная очередь вперемешку со взрывами снарядов. Один наш истребитель тут же круто повернул к реке, стремительно полетел вниз и скрылся за горящим заводом. Два «мессершмитта», выскользнув из-за туч, заходили оставшимся в хвост.