На грани апокалипсиса
Шрифт:
– Подождите минуточку, Стэн. Он разговаривает с Вашингтоном. И… извините меня за мой внешний вид, пожалуйста. Сегодня меня выдернули на работу прямо из теплой постели и в самый неподходящий момент. Так что привести себя в порядок дома я просто не успела.
– Косметика – это та ширма, за которой некоторые женщины пытаются спрятать свою некрасивость. Вам косметика не нужна. Ну… разве что для того, чтобы еще больше подчеркнуть свою красоту и добавить в свой актив еще с десяток воздыхателей, не имеющих ни малейшего шанса. Что случилось, Анжела? С чего такой переполох?
– Ой, не знаю… Он вам сам все объяснит. А за «красоту» – спасибо, – она стрельнула в него взглядом. – Жаль, что в этом десятке никак не оказываетесь вы. Имели бы шанс стопроцентный. Я ведь еще не такая старая, а? На сколько я вас старше, Стэн? Лет на пять?
– Вы не старше. Вы – мудрее.
«Миссис Мейсли, Бредли еще не появился?» – раздался голос Скоуна по громкой связи.
– А он уже здесь. В приемной… Ждет, когда вы закончите телефонный разговор, – она кивнула на дверь и почему-то шепотом сказала: – Проходите, Стэн.
Кабинет начальника Службы безопасности нью-йоркского отделения ЦРУ размерами не удивлял: по площади он был больше кабинета Бредли всего раза в два. И по убранству мало чем отличался от его кабинета: рабочий стол, стол-приставка с двумя небольшими рядами стульев по обе его стороны (стола-приставки в кабинете Бредли не было), шкаф, большой несгораемый сейф (второй сейф, поменьше, был вмонтирован в стену и скрывался за дубовыми панелями, которыми были отделаны стены, – тоже отличительная особенность от кабинета Бредли) и журнальный столик с двумя креслами (у Бредли стояло одно кресло: второе было ни к чему, а в этом кресле Бредли любил думать).
Зато весь аскетизм кабинетной обстановки возмещался в комнате отдыха – святая святых Скоута. Дверь в эту комнату тоже была закамуфлирована дубовыми панелями, непосвященный никогда бы не догадался, что здесь есть вход в смежное помещение. Кроме кресел – таких же, как и в кабинете, – здесь стоял диван, маленький холодильник, стены украшали два подлинника в тяжелых багетных рамах, пол был покрыт мягким ковровым полотном. Освещалась эта комната мягким светом бра.
За все время их совместной работы в этой комнате отдыха Бредли был два раза: первый раз, когда они со Скоутом, засидевшись допоздна, обсуждали детали одной операции, второй – когда отмечали успешное окончание этой операции. Больше доступа в эту комнату не имел никто, за исключением миссис Мейсли, разумеется.
– Здравствуйте, Стэн, – Скоун поднялся из-за стола и шагнул навстречу Бредли. В свои сорок девять он выглядел довольно крепким и имел хорошую спортивную форму; мало кто знал, что у него в шкафу стояла пудовая гиря, которой Скоун ежедневно «баловался», запершись в кабинете. Проседь на висках только добавляла его внешности благородного аристократизма. И профессионалом он был – от Бога. Держали Скоуна «на периферии» оттого, что равнозначную замену ему подобрать было трудно: «периферия» эта была относительной, с центром связана накрепко. – Вы, наверное, уже, как всегда, в курсе? – пожимая руку Бредли, спросил Скоун.
– Нет, шеф, сегодня вы опередили меня. От этого я себя чувствую несколько выбитым из седла. Не люблю нарушения привычного ритма.
– Нарушения привычного ритма не любит никто. И сегодня мы все выбиты из седла. Сегодня нас всех опередили… Присаживайтесь, – Скоун жестом пригласил Бредли не к столу-приставке, а к одному из кресел, сам вернулся к своему рабочему столу, взял с него лист бумаги и, склонившись над переговорным устройством, попросил:
– Миссис Мейсли, сделайте нам кофе, пожалуйста.
Бредли устроился в кресле, ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки: кресло, кофе… Он понял: разговор предстоит официальный, но будет носить доверительный характер.
– Я не стал вас вытаскивать из дома, вы ведь и так приходите на сорок минут раньше, – усаживаясь во второе кресло, заговорил Скоун в своей привычной манере: спокойно и негромко. – К тому же полчаса или час, думаю, особой роли сейчас уже не сыграли бы. Хотя меня, признаюсь, достают звонками беспрерывно.
Дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошла миссис Мейсли. Она переставила чашечки кофе с подноса на столик.
– Спасибо, Анжела, – поблагодарил Скоун; Бредли тоже кивнул в знак благодарности. – И… переключите пока все звонки на себя. В ближайшие пятнадцать минут меня ни для кого нет. Даже для президента.
Миссис Мейсли кивнула, улыбнулась мужчинам и молча вышла. С макияжем у нее было все в порядке: заметить это Бредли успел.
Скоун поднялся, проверил, плотно ли закрыта дверь, затем вернулся на место: этим он подчеркнул важность и секретность того, что сейчас собирался сообщить Бредли.
– Сегодня в четыре часа утра из окна десятого этажа гостиницы «Стетлер» отправился в свободный полет некто… – Скоун заглянул в тот лист, который он захватил со своего стола, – Дональд Ричардсон. По крайней мере, под этим именем он был зарегистрирован в гостинице и под этим же именем фигурирует в полицейских протоколах. Кем он был на самом деле, мне неизвестно, но, думаю, это не то имя, которым его нарекли родители при рождении. Зато пять минут назад мне стало известно другое… На момент этого случая в номере находился некто… – Скоун вновь заглянул в свою шпаргалку, – некто Джон Марч. Это тоже не настоящее его имя. Настоящее его имя – Роберт Лэшбрук.
Скоун замолчал, заметив, как замерла рука Бредли, когда тот ставил чашку на столик.
– Вам что, знакомо это имя?
– Как вы сказали? Роберт Лэшбрук?
– Да, – Скоун еще раз заглянул в листок. – Роберт Лэшбрук.
– Мне приходилось пересекаться с одним Робертом Лэшбруком в бытность моей работы в Управлении технических служб. Толковый парень. Если это он… – Бредли пожал плечами. – Чего его сюда занесло?..
– А чем он занимался?