На грани апокалипсиса
Шрифт:
– Разрабатывал новые виды ядов и другую всевозможную отраву. Не он сам, конечно, а те химики, которых он курировал. Вероятно, старых ядов стало не хватать или у них истек срок годности, раз принялись за новые. Знаете, шеф, за последнее десятилетие человечество придумало столько способов убийства себе подобных, что, на мой взгляд, придумать что-то новое уже невозможно.
– Человечество стало придумывать способы убийства себе подобных с тех самых пор, как встало с четырех лап на две ноги. Думаю, что первый удар дубиной, который нанес наш предок, был удар не по голове мамонта, а по макушке своего соплеменника. Этот мир, Стэн, ни вам, ни мне не изменить, поэтому нам приходиться принимать те правила, которые в нем существуют. Мне известно, что вы однажды уже пострадали из-за своей борьбы с ветряными мельницами. Что изменилось?
– Ничего не изменилось. Просто мне удалось сохранить свою совесть чистой. А это немало.
– Максимализм присущ вашему возрасту. С годами это проходит. Мне вы можете высказывать свое мнение, другим – не советую. Итак, продолжим. Если этот Лэшбрук окажется тем самым Лэшбруком, которого вы знали, тем будет лучше. Ваша задача, Стэн, обеспечить прохождение по всем официальным каналам – полиция, пресса – той версии, которую этот Лэшбрук выдвинет. Поезжайте в гостиницу, встретьтесь с ним… А заодно узнайте, «чего его сюда занесло» и вообще, что все это значит. Пройдитесь там мелким сачком, только так, чтобы не поднять взвеси.
– Могу я понимать эти слова как санкцию на мои действия, сэр?
Бредли намеренно не уточнил, какие именно действия, расширив тем самым их рамки. Обратившись к Скоуну словом «сэр» а не «шеф», он придал своему вопросу статус официальности, следовательно, и ответ на него будет выглядеть приказом.
– А как их еще можно понимать? Мне не нравится, когда на моей территории разыгрываются партии, о которых я ничего не знаю. Но еще больше мне не нравится, когда за кем-то приходится подчищать… чьи-то проколы, которые кто-то делает при разыгрывании этих партий.
После того как Бредли ушел, Скоун вызвал начальника оперативного отдела Тэда Карсона.
– Джон Марч. Гостиница «Стетлер», – поздоровавшись с Карсоном, коротко проговорил шеф Службы безопасности. – Сейчас им занимается Бредли, не путайтесь у него под ногами. Посмотрите за этим Марчем. Мне нужны его контакты.
– Взять его телефон на прослушивание, сэр?
– Н-нет. Не нужно, – поколебавшись, ответил Скоун. – Этот парень – сотрудник Управления безопасности… Нашего Управления безопасности, из центра, – уточнил он. – Он выполняет здесь свою задачу, не будем ему в этом мешать. Мы должны подстраховать его в случае необходимости. Организуйте наружное наблюдение, и учтите, что он профессионал с большим стажем и богатым опытом. В события, которые будут разворачиваться вокруг него, не вмешивайтесь.
Бредли выехал через двадцать минут; проверился на предмет слежки, не обнаружив «хвоста», остановил машину у телефонного автомата и набрал номер. Когда на другом конце подняли трубку, произнес:
– Гостиница «Стетлер».
Глава 3
Люди Карсона засекли Бредли, когда тот подъехал к гостинице; его машина остановилась метрах в пятидесяти позади них: они заняли свой пост за четыре минуты до его появления.
– Мистер Марч? Здравствуйте. Я слышал, у вас неприятности? – тихо проговорил Бредли мужчине, открывшему ему дверь в номере. Это был не тот, о котором он говорил Скоуну. Это был не Лэшбрук. – Мое имя Стэн Бредли. Я не из полиции. Из… Правительственной типографии нам сообщили, что вам может понадобиться наша помощь. Но, мне кажется, я ошибся номером. Извините…
Бредли намеренно сказал: «Из Правительственной типографии», – именно под этой вывеской в здании на Е-стрит, 2430 в районе «Фогги боттом» в Вашингтоне первоначально находилась штаб-квартира ЦРУ; если это был тот, кто был ему нужен, он должен был его понять, он должен был знать правила игры.
– Ну, наконец-то… – с заметным облегчением проговорил мужчина. – Нет, вы не ошиблись. Проходите… – Он посторонился, пропуская Бредли в номер, затем, «прострелив» цепким взглядом коридор, закрыл дверь и запер ее на ключ. – Я уже начал думать, что сойду с ума раньше, чем вы появитесь.
– Я приношу свои извинения как за свое опоздание, так и за то, что в четыре часа утра спал у себя дома, а не находился рядом с вами, мистер?..
– А вы разве не выяснили у дежурного администратора мое имя, когда устанавливали, в какой номер меня переселили?
– О том, что вас переселили, я узнал от стекольщика, который стеклит окно в «том» номере, а в какой именно, мне подсказала горничная. Так как мне вас называть?
– Пелп. Гарри Пелп, – представился обитатель гостиничного номера. Он явно был еще под впечатлением происшедшего и все еще находился не в себе, хотя (Бредли отдал ему должное) старался держать себя в руках. – Прошу простить меня. Конечно же, вы правы. Вы тут не при чем… Эти мои нелепые обвинения… Это все нервы, мистер Бредли. Еще раз прошу меня извинить.
Бредли снял пальто, повесил его на вешалку, прошел в комнату и, не дожидаясь приглашения, сел в одно из кресел. Той вальяжностью, с которой он все это проделал, он дал понять, кто сейчас является хозяином положения, и то, как ситуация будет развиваться в дальнейшем, теперь будет зависеть от него.
– Не извиняйтесь. Я вас прекрасно понимаю. Если у вас есть что-нибудь выпить, выпейте.
Пелп утвердительно кивнул, подошел к бару, достал бутылку коньяка и вопросительно обернулся:
– Вам налить?
– Пожалуй, я воздержусь. В такое время – не привык. И голова сегодня, я чувствую, будет нужна мне как никогда ясной. А вам – нужно. Что у вас с рукой?
«Крепкий малый. Сколько ему? Лет тридцать пять, от силы – тридцать семь, не больше. Хорошо держится, – размышлял Бредли, наблюдая за тем, как Пелп сменил коньяк на виски, налил его в большой квадратный стакан, бросил туда несколько кубиков льда и сделал пару хороших глотков. – Его надо брать сейчас, сразу, пока он выбит из колеи. Потом, когда ситуация будет взята под контроль, и он поймет это, он обретет уверенность. Тогда будет уже поздно. Тогда он закроется».
Выпив, Пелп снял пиджак, бросил его на диван и, плеснув еще виски, поставил стакан на столик, сам же устроился во втором кресле. Узел галстука был у него уже значительно ослаблен и верхняя пуговица рубашки расстегнута.
– Порезался… Там… Он, видимо, задел створку окна, когда… – Фразу Пелп не закончил, ее окончание было и так понятно. Он поправил повязку на запястье и тут же про нее забыл: мысленно он вернулся на несколько часов назад. – Грохот был страшный… От него я и проснулся. Никогда мне еще не приходилось бывать в таком дурацком положении. Я до сих пор плохо соображаю. – Пелп опять взял стакан и допил его содержимое.