На грани апокалипсиса
Шрифт:
– Я именно так и поступлю. Чем порадуете?
– Это будет зависеть от того, что вы мне сейчас ответите.
Пелп постоял еще какое-то время, глядя на Бредли с раздраженным недоверием, затем сел в «свое» кресло и закинул ногу на ногу:
– Я вижу, вам нравится вить из меня веревки. Ну что ж, спрашивайте.
– Я не сторонник «вить веревки», мистер Пелп. Жаль, что вы этого еще не поняли, ну да бог с вами… Меня интересует вот что: утром вы говорили о каком-то препарате и даже упоминали его название. Сераним. Что это?
– Зачем вам это? Я ведь вам говорил, что эти сведения являются государственной тайной.
– Да? В таком случае, уважаемый мистер Пелп, я должен вам напомнить, что под угрозу раскрытия эту тайну поставили вы, а не я. Я лишь пытаюсь сохранить в тайне то, что должны были сделать вы. Да и выболтали вы мне уже достаточно, так что… – Бредли развел руками: мол, «чего уж теперь…» – А информация эта мне нужна на всякий случай. Должен же я знать, какой линии мне придерживаться, если после вашего отъезда ситуация вдруг станет выходить из-под контроля. Я не хочу «плавать» и выглядеть в глазах тех людей, которые могут задать мне вопросы, идиотом. Ведь не из-за язвы же желудка выпрыгнул с десятого этажа ваш Олсон-Ричардсон.
Пелп поднялся, подошел к окну и долго стоял, глядя сквозь стекло вниз на снующие машины, спешащих людей. С каким бы удовольствием он сейчас поменялся местами с одним из них: был бы токарем или грузчиком на складе или в магазине, спешил после работы домой или в булочную… Зачем ему все эти проблемы: какие-то тайны, секреты?..
– «Сераним» – это сильнодействующий наркотик, – тихо заговорил Пелп. – Получен он нашими учеными совсем недавно, хотя известен давно. С сорок третьего года. Тогда в швейцарской фармацевтической фирме «Кондор» некто Альберт Хофманн сумел получить его впервые. Этот наркотик – даже в малых дозах – позволяет контролировать поведение человека полностью. Это все, что я могу вам сказать.
«Значит, полет “Синей птицы” до сих пор продолжается, и размах ее крыльев после пятидесятого года стал значительно шире, – подумал Бредли, вспомнив свою командировку в Японию. – Ну вот, теперь все встало на свои места. Теперь понятно, почему задействовано Бюро по наркотикам… Точнее, не само Бюро, а человек оттуда. Подопытного материала в лице наркоманов у него достаточно. Трудно только поверить, чтобы ЦРУ пошло на испытание препарата на своих гражданах. Если эта информация подтвердится, и она появится в прессе…»
– Гарри, утром я видел, у вас был коньяк. Может, угостите, если не жалко, конечно. Коридорный принесет вам еще.
Пелп постоял еще какое-то время у окна, затем повернулся, подошел к бару и плеснул из бутылки в два стакана. Сейчас того восторга в его настроении, которое было утром от того, что именно Бредли подключили к этому делу, заметно не было.
– Учтите, ничего этого я вам не говорил, – Пелп подал один стакан Бредли, со вторым сел обратно в кресло. Его слова прозвучали неприкрытой угрозой. – И вы никому не должны этого говорить. Свою линию поведения – в том случае, о котором вы мне сказали – выстраивайте, не касаясь этой информации. Как вы это будете делать, не знаю, это дело ваше.
– Надеюсь, что делать мне этого не придется, – Бредли посмотрел коньяк на просвет, понюхал аромат и отставил стакан на столик. – Расслабьтесь, Гарри, все в порядке. И газетчики, и полиция вашу версию проглотили. Спокойно заканчивайте дела… по линии Министерства обороны и решайте другие свои вопросы. – Бредли пружиняще поднялся, подошел к вешалке и стал одеваться. – Я вспомнил, – кивнул он на стакан с коньяком, – ясная голова мне еще сегодня понадобится. Меня еще ждет мой шеф. Должен же я отчитаться в проделанной за день работе.
Уже взявшись за дверную ручку, Бредли вдруг повернулся и спросил:
– Если «сераним» – даже в малых дозах – позволяет полностью контролировать поведение человека, что же вы не проконтролировали поведение Олсона?
Пелп понял, что его уловку насчет неудачного гипнотического сеанса Бредли просчитал. Он продолжал сидеть и смотреть на Бредли. На его вопрос Пелп ответил вопросом:
– Вас никто никогда не называл удавом?
Бредли улыбнулся и вышел.
Глава 7
Несмотря на плотные шторы, абсолютной темноты в помещении не было: мигающий свет сотен тысяч лампочек вездесущей нью-йоркской электрической рекламы все равно проникал в комнату. Реклама всего – от жевательной резинки и нижнего белья до автомобильных гигантов и авиакомпаний – должна была находиться рядом с рядовыми американцами круглые сутки, даже тогда, когда они спали. Она давно уже перестала быть просто двигателем торговли, она превратилась в некий атрибут демократических принципов и свобод Америки.
Бредли удобно полулежал в большом мягком кресле, вытянув ноги и прикрыв глаза; на низеньком столике матово отсвечивала бутылка виски. К этой встрече он готовился четыре дня; на эту встречу он сделал ставку. Он понимал – риск огромен, но другого выхода, чтобы приблизиться к программе «Ультра», у него не было.
После встречи с Пелпом Бредли доложил Скоуну о том, что ему удалось выяснить и что он успел сделать. Он лишь не рассказал своему шефу то, что ему удалось узнать от Людвига: об участии в этом деле Пола Сэдлера и всего, что было с ним связано. Он также умолчал и о препарате «сераним».
Выслушав доклад Бредли, Скоун спросил:
– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу этого проекта «Ультра»?
Бредли отрицательно покачал головой.
– Я боялся давить на Пелпа, – сказал он. – Ведь неизвестно, под каким соусом он преподнесет наш интерес в своем докладе там.
Бредли не акцентировал ударения на слове «наш», произнес его ровно, без нажима, но дал этим понять, что действует с санкции.
– Ясно одно, – продолжал он, словно рассуждая вслух, – здесь, в Нью-Йорке, ведется какая-то работа, и ведется она активно.