На грани апокалипсиса
Шрифт:
В один из дней – тех четырех, которые понадобились Бредли для подготовки к этой встрече – он, испросив санкцию у Скоуна, вылетел в Вашингтон.
– Попробую выяснить, если удастся, кем был Олсон, чем конкретно он занимался и что он был за человек вообще, – мотивировал необходимость вылета Бредли. – Еще остались люди в Управлении технических служб, с которыми у меня были дружеские отношения и с которыми я продолжаю поддерживать связь. Попытаюсь выяснить это через них. По телефону об информации такого рода делать запрос… – Бредли с сомнением покачал головой.
– Сколько вам для этого понадобится времени? – спросил Скоун.
– Сутки.
– Поезжайте. Только попытайтесь все же выяснить все это опосредованно. Я не хочу, чтобы на вас – в случае чего – легла хотя бы тень подозрения. Дело чрезвычайно серьезное. Как вернетесь, сразу ко мне.
Бредли вернулся через пятнадцать часов: в Вашингтоне он встречался с Лэшбруком; тот рассказал ему об Олсоне много и подтвердил рассказ Пелпа о событиях, произошедших в бывшем лагере бойскаутов. Лэшбрук умолчал лишь о том, что Олсон подвергся воздействию препарата, и ни словом не обмолвился о самом препарате.
– Причина, о которой вы спрашиваете, настолько чудовищна, что лучше о ней вам не знать, – сказал на прощание Лэшбрук. – Для вас – лучше, поверьте мне.
Его слова подтвердили догадку, которая пришла к Бредли во время второй, вечерней, встречи с Пелпом в гостинице: в организм Олсона каким-то образом был введен «сераним».
Эту догадку вкупе с частью информации, полученной в Вашингтоне, но со своими комментариями, Бредли решил отдать сейчас Сэдлеру.
– Человека, выпавшего из окна гостиницы, звали Фрэнк Олсон. Биохимик Фрэнк Олсон. Он тоже имел отношение к программе «Ультра» и, думаю, не в качестве простого исполнителя. Такие люди простыми исполнителями не бывают: одно время Олсон даже исполнял обязанности начальника Отдела специальных операций. Весомость этой фигуры вы себе представляете…
Далее Бредли рассказал Сэдлеру о событиях, произошедших в лагере во время семинара. Закончил он свой рассказ вопросами:
– Скажите, Пол, что у здорового, жизнерадостного, успешного человека может вызвать расстройство психики до такой степени, что он выбрасывается из окна десятого этажа? Это – первое. Второе. Что могло послужить причиной тому, чтобы кому-то стало нужно или выгодно такое расстройство психики у Олсона? Третье. Почему в событиях, связанных с Олсоном, всплывает именно ваша фигура? И четвертое. – На этом вопросе Бредли сделал акцент. – С какой истинной целью именно в эту ночь с Олсоном в номере оставался Пелп? На все эти вопросы, Пол, вы дадите ответ не мне. Себе. И не сейчас, а потом. А сейчас… – Бредли замолчал, окинул стол взглядом и вдруг улыбнулся. – Сейчас я хочу с вами выпить. Вы – научились пить как мы, русские, я – стал привыкать к вашему паршивому виски. Наливайте… И расстегнитесь вы наконец. Вы застегнуты на все пуговицы, под горло. Я никак не могу пробить вашу броню.
С этими словами Бредли достал из внутреннего кармана пиджака диктофон, в пластиковое окошечко которого было видно, как там крутятся маленькие бобинки, остановил вращение катушек и поставил его на столик.
– Устаревшая модель, – заметил Сэдлер, неуклюже подавшись вперед и разливая виски по рюмкам. – Есть уже более совершенная разработка.
– Подарите?
– Подарю. Если мы с вами найдем общий язык.
– Найдем. Обязательно найдем. Мы просто обязаны найти общий язык.
На сей раз они не чокались, просто приподняли рюмки: Сэдлеру было тяжело перегибаться через столик. Бредли, как и тогда, в сорок пятом, брезгливо поморщился.
– Не любите виски, принесли бы коньяк.
– В следующий раз я принесу русскую водку.
– Снабжают из Центра? – задал хулигански-провокационый вопрос Сэдлер.
– Пришлют, конечно, если попрошу. Только в Лондоне тоже предпочитают виски. Не все, разумеется.
– В Лондоне? – Сэдлер закурил, откинулся на спинку кресла и, помогая себе руками, положил одну ногу на колено другой: мешала грузность. – Хотите сказать, что работаете на англичан?
– Вы помните доктора, который лечил меня в Германии?
– Это которого вы нам сами же и сдали?
– Сдал. И в результате, где он? Его у вас нет. Да, я сдал вам доктора и тут же предупредил его об этом. В последний момент доктор от вас ушел. Вам инкриминировали этот эпизод при расследовании?
– Без внимания он не остался, – Сэдлер с укоризной покачал головой; было непонятно, кому предназначался этот укор – Бредли или же себе. – Зачем вы это сделали? Не слишком ли тонкой и сложной была игра? Ведь возьми мы тогда доктора… – он снова покачал головой.
– Да не было никакой игры. Я действовал по наитию. Ведь доподлинно я не знал, как сложатся у меня дальнейшие отношения с вами. Или у вас со мной… Это уж как хотите. А потом… Как вы думаете, могли меня найти, когда я проходил обучение в учебном центре?
При подготовке к встрече Бредли с особой тщательностью продумывал этот момент разговора, а то, что рано или поздно этот момент наступит, он не сомневался: Сэдлер обязательно будет прощупывать, для чего или… для кого понадобился Бредли проект «Ультра», поэтому ему было необходимо аргументировать свой интерес. Ни истиной причины, ни имени Скоуна он назвать не мог; для Сэдлера он должен был оставаться перебежчиком, интерес же начальника Службы безопасности вообще не должен был где-либо фигурировать. Скоун был прикрытием только для критической ситуации, если таковая возникнет, и то не на этом уровне. Эпизод с доктором для Бредли оказался как раз кстати: при должном редактировании он как раз вписывался, за английскую тему Бредли решил спрятаться – ни доказать ее, ни опровергнуть Сэдлер не мог. Таким образом, все должно было остаться на стадии предположений.
– Могли, конечно.
– Да бог с ним, с доктором. Сами же говорите, что не он был основной причиной вашей опалы. В УСС вы просто кому-то мешали. Вас вывели сначала из состава, а потом, как вы говорите, «выбили из обоймы». Это было тогда, что-то похожее повторяется и сейчас.
– В смысле?
– Вы в опасности, Пол…
Это был момент истины. Квинтэссенция встречи. Ради этой фразы с последующим ее развертыванием Бредли и пошел на этот риск. Риск, который мог стоить ему головы. Он пошел на него осознанно и… самовольно; сейчас прикрытия в лице Скоуна у него не было. Буквально пять часов назад Скоун, вызвав его к себе в кабинет, сказал: «Все, Стэн, заканчивайте со всем тем, что связано с этим чертовым проектом “Ультра”. Только что оттуда я получил нагоняй за свою активность…»
– Я буду рад ошибиться, но мне кажется, вы в смертельной опасности, Пол. Вы стали либо много знать, либо кому-то мешаете. Как поступают с такими людьми, объяснять не нужно. Олсон – тому пример.
Сэдлер тяжело поднялся и, глядя себе под ноги, прошелся по комнате. Взволнованность на его лице читалась в открытую. Бредли не без удовлетворения про себя это отметил: взволнованность – предтеча смятения. В смятении человек начинает искать выход лихорадочно, хватается за любую соломинку. В этот момент его мысли управляемы.