На грани безумия (Грани разумного) (др. перевод)
Шрифт:
Когда Марк Дарси вернется, то увидит меня обновленной: невозмутимой и рассудительной, воплощением организованности и спокойствия.
Пятница, 5 сентября
54 кг, сигареты: 0 (победа), время, проведенное без секса: 14 774 400 сек (катастрофа), но победу и беду надо встречать наравне.
8.15. Вот так. С утра пораньше – и на ногах. Главное – урвать самое начало дня!
8.20.
8.30. М-м-м. Подарочная коробочка. Розочки нарисованы. Может, это от Марка Дарси? Может, он вернулся?
8.40. Внутри оказалась маленькая золотистая шариковая ручка, очень симпатичная. Может, это «Тиффани»? Кончик красненький. Может, это не ручка, а помада?
8.45. Очень странно. Никакой записки не прилагается. Может, эта помада прислана в качестве рекламы?
8.50. Нет, это не помада, она не открывается. Значит, все-таки ручка. Ой, на ней мое имя написано! Может, это оригинальное приглашение на какой-нибудь праздник или акцию? Может, выходит новый журнал под названием «Помада!» (может, Тина Браун стала выпускать) и вскоре придет открытка, в которой меня позовут на презентацию?
Ну вот, все ясно. Так, теперь пойду в кафе выпью капучино. Разумеется, никаких шоколадных круассанов.
9.00. Сижу в кафе. Хм-м-м. Пришедший по почте подарок мне очень нравится, но я все же не уверена, что это ручка. А если и ручка, то она почему-то совсем не пишет.
Через некоторое время. О господи. Только я принялась за капучино и шоколадный круассан, как в кафе вошел… Марк Дарси – как ни в чем не бывало. Точно никуда и не уезжал. В деловом костюме, свежевыбритый, на подбородке небольшой порез, прикрытый кусочком туалетной бумаги – как всегда по утрам. Он подошел к прилавку, поставил на пол портфель и огляделся, как будто что-то ищет. Увидел меня. Взгляд его глаз смягчился (ну не до слащавости, конечно). На секунду он отвернулся, чтобы взять свой кофе. Я быстренько сделала еще более спокойное и невозмутимое лицо. Он подошел к столу. Теперь вид у него был скорее деловитым. Мне хотелось броситься ему на шею.
– Привет, – отрывисто произнес он и спросил, кивнув в сторону коробочки с подарком. – Что это у тебя?
Не в состоянии промолвить ни слова от счастья и охватившей меня нежности, я протянула ему коробочку.
– Сама пока не знаю что. Думаю, может, ручка?
Он достал ручку из коробки, повертел в руках, потом резким движением бросил назад и произнес:
– Бриджит, это не ручка, черт возьми. Это патрон.
Еще через некоторое время.
Марк схватил салфетку и накрыл коробку крышкой.
– О, если головы не потеряешь ты, когда теряют все и в том тебя винят, – прошептала я.
– Что?
– Ничего.
– Никуда не уходи. Не прикасайся к коробке. Там боевой патрон, – сказал Марк, а затем выскочил на улицу и огляделся по сторонам – прямо как детектив в телесериале. Интересно, почему детективные истории в жизни так напоминают полицейские сериалы, красивые пейзажи – фотографии из рекламных буклетов, а…
Он вернулся.
– Бриджит? Ты расплатилась? Чем ты занимаешься? Поехали.
– Куда?
– В полицию.
В машине я стала путано благодарить его за все, что он для меня сделал, и рассказала, как сильно помогло мне в тюрьме его стихотворение.
– Стихотворение? Какое стихотворение? – спросил он, сворачивая на Кенсингтон-парк-роуд.
– «Если» Редьярда Киплинга – ну помнишь: «Если, износив ткань сердца, нервов, жил, ты все ж заставишь их служить тебе опять…» Господи, мне так стыдно, что тебе пришлось из-за меня ехать в Дубай, я так тебе благодарна, и…
Он остановился у светофора и повернулся ко мне.
– Все нормально, – мягко прервал он меня. – Хватит уже лопотать. Ты пережила большой шок. Тебе нужно успокоиться.
Хм. Я так хотела, чтобы он увидел, какой спокойной и уравновешенной я стала, – и на тебе, он просит меня успокоиться. Попыталась так и сделать, но это давалось с трудом, потому что в голове крутилась только одна мысль: меня хотят убить.
Мы приехали в полицейский участок, и там все было уже не совсем похоже на телесериал: грязновато, обшарпанные стены и никто не проявляет к нам ни малейшего интереса. Полицейский в приемной сначала хотел оставить нас в комнате ожидания, но Марк настоял, чтобы нас провели наверх. В итоге мы оказались в большом пыльном зале, где никого, кроме нас, не было.
Марк потребовал, чтобы я рассказала ему обо всем случившемся в Таиланде, и стал расспрашивать, упоминал ли Джед о каких-нибудь знакомых в Великобритании, пришла ли бандероль по обычной почте и не замечала ли я чего-нибудь подозрительного, с тех пор как вернулась.
Неудобно было рассказывать ему про то, насколько доверчиво мы с Шерон отнеслись к Джеду. Я думала, Марк станет меня ругать, но он отреагировал очень спокойно:
– Максимум, в чем можно вас с Шерон обвинить, – это ужасающая глупость. Ты в тюрьме проявила себя большим молодцом, как я слышал.
Хотя держался он со мной очень мило, все-таки не хватало ему какой-то… в общем, разговаривали мы скорее по-деловому. Не было в нашем общении ничего душевного, и не похоже было, что он хочет вернуть наши отношения.
– Тебе, наверно, стоит на работу позвонить, – спохватился он, посмотрев на часы.
Я в ужасе прикрыла рот рукой. Мысленно сказала себе, что нечего бояться лишиться работы, когда тебя могут кокнуть, но ведь уже двадцать минут одиннадцатого!
– У тебя такой вид, будто ты случайно младенца съела, – рассмеялся Марк. – На этот-то раз у тебя есть уважительная причина для опоздания.