На грани полуночи
Шрифт:
– Гм… видимо, нет, – пискнула она.
Он опустил руку. Его свирепый взгляд заставил ее прижаться к спинке стула.
– Ты вписала себя в список на уничтожение. Ты только что еще больше усложнила нам жизнь. Что все это значит, Синди? Тебе нужно больше внимания? Думаешь, мне без тебя проблем мало?
Она покачала головой:
– Нет. Мне очень жаль.
Коннор ударил ладонью по столу, от чего блюдца загремели.
– Конечно. Тебе всегда жаль?
– Коннор! Успокойся, – сказала Эрин. – Говори тише.
– Даже не пытайся защищать…
– Я
– Ты называешь это истерикой? – взревел он.
Эрин посмотрела на него, строго поджав мягкие губы и скрестив руки на груди над выступающим животом.
– Да, – сказала она своим самым резким тоном.
Кон прохромал к двери и уставился на лужайку снаружи, стоя спиной к ним. Его длинное, стройное тело было напряжено, дрожа от гнева и излучая ярость.
Эрин откашлялась:
– Ладно. Ну, Син, раз ущерб уже нанесен, можешь рассказать нам, что сказал тот человек.
– Да, Син. Расскажи нам, – раздался с порога голос Майлса, ледяной и саркастический. – Меня так и трясет от любопытства узнать, на что способны твои сиськи.
– Думаю, ты уже знаешь, Майлс, – огрызнулась Синди.
Лицо Майлса покраснело, но, по крайней мере, он заткнулся. Синди скрестила пальцы и сжала их, пока костяшки не побелели.
– Ну, не так уж много он мне сказал. По его словам, он не был хорошо знаком с Кевином. «Полуночный проект» был связан с неврологическими исследованиями и был закрыт из-за отсутствия финансирования. Бек не знал, кто его финансировал. Вот и все. Только… – Она колебалась, не зная, делиться ли своими предчувствиями.
Эрин издала раздраженный звук:
– Только что, Син?
– Мне показалось, он о многом недоговаривает, – нерешительно продолжила Синди. – Как только он меня увидел, тут же заинтересовался…
– Черт, Син, – взорвался Майлс. – Ты что, сумасшедшая?
– Нет, просто шлюха, – сладко промурлыкала Синди.
– Не отвлекайся, – прорычал Кон. – Держи язык за зубами, Майлс. Ну и что? Продолжай. Он распустил слюни, дальше что?
– А затем я произнесла имя Кевина Макклауда, – неуверенно призналась она. – И все отключилось. Я имею в виду, исчезло. Клянусь, в комнате мгновенно стало холоднее. Он прекратил прижиматься ко мне коленками, прекратил пялиться на мою грудь, перестал делать комплименты. Все просто… прекратилось. Будто кто-то выключателем щелкнул.
Коннор продолжал смотреть на дверь, качая головой.
Синди упрямо продолжила:
– Вот я и задалась вопросом, что может заставить возбужденного мужика вдруг полностью отключиться?
– Страх, – тихо сказала Эрин. – Вина.
Коннор кивнул:
– Мы нанесем Беку еще один визит. Очень скоро.
Его тон заставил Синди вздрогнуть. Иногда зять ее пугал.
– Я хочу узнать, что скажет этот швейцар из Гарнетта, – сказала она.
– Тебе придется подождать, – отозвался Коннор. – Ты поедешь на Гавайи к маме. Я сделаю пару звонков и организую вам там круглосуточного телохранителя.
Синди открыла и закрыла рот.
– Но моя работа в лагере еще не закончена, и в эти выходные я играю на свадьбе со «Слухами», и…
– Забудь о лагере. Забудь о «Слухах». Забудь обо всех записях в ежедневнике. Ты все это отменила, когда предоставила убийце домашний адрес своей матери. Майлс, садись за компьютер. Сейчас.
– Секундочку. Я как раз собирался от имени Мины сказать «Смешению разума» о…
– Забудь о «Смешении разума», – прорычал Кон. – Занимаемся круглосуточно только этим делом, все мы. Я устал от убийц, дышащих в шею членам моей семьи. Это меня, мать его, напрягает.
Жестокость в голосе Коннора заставила Синди съежиться в своем кресле еще больше. Она чувствовала себя маленькой и глупой.
– Простите, – прошептала она.
Это было ошибкой. Кон повернулся к ней.
– Можешь сказать «спасибо» за две вещи. Во-первых, за то, что твоя мама на Гавайях. Иначе она была бы мертва. А во-вторых, за то, что ты осталась с нами вчера вечером. Иначе ты тоже была бы мертва. Или умоляла бы о смерти.
Он распахнул дверь, которая вела в его подвальную мастерскую, и пошел вниз по лестнице. Майлс стоял на месте, наверное, пытаясь придумать собственную словесную пощечину, но не смог переплюнуть Коннора, поэтому тоже направился вниз по лестнице, оставив Синди наедине с Эрин.
Синди не могла посмотреть в глаза сестре. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Эрин никогда не попадала в подобные неприятности. А если и попадала, то не по своей вине. Она была умной, смелой, рассудительной. В ней было все, чего не было в ее легкомысленной и ветреной сестре.
«Синди – это красота, а Эрин – мозги», – говорила мама, но Синди с самого начала знала, что все это ерунда. Эрин и сама была довольно привлекательной, а это значило, что слова мамы были просто уловкой, чтобы заставить Синди чувствовать себя не такой ущербной. Но ведь она хотя бы была милой, верно?
Не самое большое утешение в жизни. Синди уткнулась лицом в ладони.
Эрин деликатно откашлялась:
– Син? Э-э…
– Пожалуйста, не надо. Тебе не нужно меня ругать. Я все поняла.
Стул Эрин скрипнул, когда она встала из-за стола, а затем вышла из кухни, оставив Синди плакать в одиночестве.
Она подвергла маму опасности? Боже, кто знал, что от того, что она похлопает ресницами перед старым жирдяем, начнется такая суматоха?
Все вздохнули бы с облегчением, если бы она просто исчезла.
Перед глазами Синди все плыло, когда она встала и поплелась в ванную, чтобы выпустить наружу французский тост, болтающийся в желудке.
Она споткнулась, проходя мимо студии и увидев помятую кушетку, на которой спал Майлс. Остановившись в дверях, Синди уставилась на нее. Прошлой ночью она пришла к нему в комнату. Не планировала, просто поддалась случайному распутному порыву проскользнуть украдкой на узкую кровать, чтобы узнать, каково это – чувствовать, как эти мускулистые волосатые ноги переплетаются с ее. Чтобы услышать, что он скажет. Увидеть, что он сделает.