На грани полуночи
Шрифт:
Чонг взял одну и закурил. Его пальцы безостановочно дрожали.
– Я шел по коридору, – продолжил он. – В одной из комнат был включен свет. Я подумал, что забыл его выключить, и открыл дверь. – Он снова помолчал. – Там был мужчина. Большой мужчина. Его руки были красными, а на полу лежало тело. Он засовывал его в полиэтиленовый пакет. К двери вел кровавый след, где до этого протащили другое тело. – Дым просочился между пальцами. – Тогда он сказал: «Раз ты здесь, иди и помоги мне. Этот тяжелый». – На несколько секунд в комнате повисла тишина. Чонг опять заговорил,
– Мне очень жаль, – сказал Шон. – Что случилось потом?
Старик вздохнул, сморщенные веки дрогнули.
– Он приставил нож к моему глазу и сказал: «Уходи отсюда. Если ты кому-нибудь скажешь, я съем печень самого младшего члена твоей семьи и заставлю тебя на это смотреть. Потом вырежу тебе глаза и язык». Он порезал меня, под глазом. – Чонг указал на шрам, который искажал его нижнее веко. – Моему внуку было два года. В тот день мы уехали.
– Тот человек говорил по-вьетнамски? – спросил Шон.
Рот Чонга дернулся.
– Нет, – ответил он по-английски.
Шон кивнул, испытывая признательность за то, что собеседник переключился с вьетнамского.
– Вы видели других? Знаете их имена?
Улыбка Чонга исчезла.
– Раньше у меня не было причин проявлять любопытство. Потом у меня появилось очень много причин его не проявлять.
– Не могли бы вы опознать мужчину, которого видели? – спросил Шон.
Старик снова разразился кашлем. Хелен Чонг налила ему стакан воды. Он выпил и вытер рот дрожащей рукой.
– Нет, сумасшедший, – ответил он. – Разве ты не слышал, что я сказал?
– Если бы вас попросили дать показания, вам предоставили бы защиту.
Мужчина перегнулся через стол и коснулся толстым желтым пальцем болячки на лбу Шона и указал на синяки на челюсти Лив.
– Если эти люди могут побить такого мужчину, как ты, и его жену, что они сделают с ней? – он махнул рукой в сторону дочери. – Или с ним? – на этот раз он показал на подростка, подглядывающего из-за двери. Парень сбежал. – Ты всего один. Посмотри на свою жену. А теперь уходите, пожалуйста. И не возвращайтесь. Я больше не хочу никого видеть.
Его слова заставили Шона остановиться.
– Подождите. Я не первый человек, который спрашивал вас об этом?
Чонг коротко и раздраженно пожал плечами:
– Вскоре после того, как мы сюда приехали, приходил репортер. Он хотел написать статью о мальчиках, пропавших без вести в том месте. Я ничего ему не сказал.
– Я благодарен за то, что вы нам рассказали, ради моего брата, – сказал Шон. – Но кто был тот репортер?
От упрямства Шона пожилой человек нахмурился.
– Я не помню. Он писал для большой газеты. Может, для «Вашингтониан». Он хотел стать знаменитым. – Чонг фыркнул. – Писать кровью моих внуков. Дурак.
– Когда именно он приходил к вам? – спросила Лив.
Чонг испуганно взглянул на нее:
– Не помню.
– Он купил тыкву, – заговорила Хелен Чонг. – Чтобы вырезать из нее фонарь, для Хэллоуина. – Она вышла вперед и начала мыть кофейные чашки.
Шон поблагодарил мужчину, кивнул его дочери и зятю.
Они с Лив покинули дом, торопясь выйти на свежий воздух. Шон усадил Лив в машину, мысленно представляя широко открытую дверь грузовика и обернутые в полиэтилен тела, сваленные в кучу внутри. Лив что-то говорила, так что он встряхнулся, прогоняя жуткие мысли.
– Что?
Она издала нетерпеливый звук:
– Я сказала, что теперь очевидно, что нам делать дальше.
Ее слова поставили Шона в тупик. С самого рождения в его жизни не было ничего особенно очевидного.
– Правда? И что же?
Ее улыбка была полна удовлетворения.
– Мы идем в библиотеку.
Они остановились у первой найденной ими приличного размера библиотеки. Лив втянулась в профессиональную беседу с библиотекарем, и вскоре они в одиночестве уютно устроились в комнате с микрофильмами. Шон был благодарен Лив за то, что она занималась делом, потому что его мозг ушел в подполье.
Старые издания газет не хранились в цифровом виде, а значит, проводить исследования будет утомительно. Но Лив прокручивала микрофильмы с такой скоростью, что у Шона слезились глаза. Читая, она тихо бормотала, что помогало ему расслабиться и чувствовать себя включенным в работу.
– …С пятнадцатого октября по пятнадцатое ноября, и если мне не повезет, я продолжу. Не думаю, что кто-то станет вырезать фонарь из тыквы до середины октября.
– Да, конечно, – рассеянно пробормотал Шон.
В комнате работало лишь одно устройство, читающее микрофильмы. Тем лучше. Сейчас его хватало только на то, чтобы признать боль в животе. Похожую и в то же время сильно отличающуюся от боли, которую он обычно испытывал, глядя на женщин, с которыми спал по несколько дней.
Обычно к этому времени он искал мягкий, безвредный способ выпутаться из отношений. Хотя по опыту знал, что такого способа не существует. Это всегда больно.
Но, глядя на изящную спину Лив, которая сидела рядом с устройством для микрофильмов, Шон понял, что сейчас все наоборот. Ему хотелось пристегнуть ее к себе наручниками, потому что его переполняла тревога за ее безопасность. И страх, что он не справится.
До сих пор, его послужной список был хреновым. Он никогда не появлялся вовремя, чтобы кого-нибудь спасти. Он был слишком мал, когда умерла мама, и все еще помнил свою злость. Ему снилось, как он спасает ее, совершив некий славный подвиг, а потом просыпался и плакал, потому что это было не по-настоящему.
Это он нашел отца, лежащего в дробленой бобовой лозе и глядящего пустыми глазами в небо. Тело Эймона было еще теплым.
К тому моменту, как Шон примчался на помощь, Кев уже сгорел дотла. Опоздал Шон и тогда, когда старшие братья попали в беду. Слава Богу, они сами себя вытащили из дерьма почти целыми и невредимыми. Но не благодаря ему.