На грани риска

Волович Виталий Георгиевич

– Так это же будет особый, полюсный, - сказал я, неторопливо поднимаясь на ноги.

Вдруг Медведев схватил меня в охапку, и мы, как расшалившиеся школьники, начали тискать друг друга, крича что-то несуразное, пока не повалились, обессиленные, на снег.

– Все, Андрей, кончай! Надо делом заняться.

Я вытащил из-под куртки фотоаппарат и, несмотря на воркотню и чертыхание Медведева, заставил его достать парашюты из сумки, снова надеть на себя подвесную систему и распустить купол по снегу. Щелкнув десяток кадров и на всякий случай всякий

раз меняя выдержку, я передал аппарат Медведеву и застыл перед объективом старенького "ФЭДа".

Увлекшись фотографированием, мы на некоторое время забыли, где находимся и что наше "ателье" расположено в центре Ледовитого океана. Об этом нам напомнили зловещий треск льда и зашевелившиеся глыбы торосов. Не теряя времени, взвалив сумки с парашютами на спину, мы вскарабкались на гребень вала. Картина, открывшаяся нашим глазам, была великолепной. Бескрайнее, гладкое, как стол, ледяное поле, присыпанное снежком, и на его белом фоне зеленый самолет с медведем на фюзеляже, замедляющий свой бег.

Когда мы спустились вниз, я поставил друг на друга три плоские ледяные плитки, накрыл их белым вафельным полотенцем, достал из сумки небольшую плоскую флягу, две мензурки для приема лекарств, плитку шоколада и пачку галет.

– Прошу к столу, уважаемый Андрей Петрович!

Медведев повернулся и даже крякнул от удовольствия.

– Ну, доктор, молоток! Я уже и надежду потерял. Решил, что так и останемся без праздничного банкета. Однако закуску на всякий случай припас, - сказал Медведев, протягивая большую свежую луковицу.

Мы наполнили мензурки. С праздником! С Победой! С полюсом! Мы крепко обнялись. Это было 9 мая 1949 года.

ПОЛЯРНАЯ МАРКИЗА

Все хорошо, прекрасная маркиза,

Дела идут, и жизнь легка.

Ни одного печального сюрприза,

За исключеньем пустяка.

Французская песенка

Список имущества для дрейфующей станции "Северный полюс-3" рождался в муках. Б. В. Вайнбаум - "хозяйственный бог" высокоширотной воздушной экспедиции "Север-5" - сражался за каждый килограмм груза. Он то хватался за голову, то вскакивал со стула и, яростно жестикулируя, взывал к совести и разуму начальника дрейфующей станции А. Ф. Трешникова.

– Ну зачем вам пятьдесят килограммов кастрюль? Вы что, ресторан собираетесь на дрейфующей станции открывать?

– Хорошо, оставим сорок, - невозмутимо соглашался Трешников.

– А четверо нарт зачем? Больше трех не дам.

– Согласен.

– Что это вы, Алексей Федорович, сегодня такой покладистый? подозрительно осведомился Вайнбаум.

Трешников загадочно ухмыльнулся...

– А это что такое? Пианино?! Убил, совершенно убил! Двести пятьдесят килограммов, да это...
– Вайнбаум задохнулся от возмущения.
– Только через мой труп!

– Ну, пианино. Ну, двести пятьдесят килограммов. Да ты себе только представь, Борис Владимирович: вокруг вечные льды, торосы голубеют, трещит мороз, а доктор берет аккорд... и белые медведи рыдают от восторга!

– Пусть себе рыдают, но пианино

у вас не будет!

– Ладно, договоримся так: эти двести пятьдесят килограммов компенсирую за счет других грузов.

Процесс "компенсации" шел долго и трудно, но наконец "высокие договаривающиеся стороны" пришли к соглашению. Теперь очередь была за начальником Главсевморпути (ГУСМП) В. Ф. Бурхановым: он утверждал списки.

На прием к Бурханову отправился Вайнбаум в сопровождении нашей верной помощницы и доброжелательницы секретаря начальника ГУСМП Л. Н. Ольхиной. Бурханов разложил на громадном столе кипу принесенных бумаг и погрузился в чтение.

– Трос гидрологический - пятьсот килограммов, кровати - семьдесят килограммов, пельмени... Так, так... Палатки Шапошникова - десять штук...

Вдруг он замолчал, вопросительно подняв глаза на Вайнбаума.

– Ну, Борис Владимирович! Это вы хватили! Пианино! Чья это "гениальная" идея?

– Алексей Федорович очень просил, - робко вмешалась Людмила Николаевна.

– Ах, Трешников просил, говорите!
– Бурханов грозно посмотрел на нее и снова принялся распекать Вайнбаума: - Может быть, им орган на полюс доставить? Если уж на СП такие меломаны собрались, дайте им гитару, ну аккордеон, наконец. В общем, разговор окончен. Никакого пианино!

Бурханов взял толстый карандаш, и пункт 77 - "Пианино "Красный Октябрь"" - перестал существовать.

– Вот так-то, Людочка, - сказал Вайнбаум Ольхиной, выходя из кабинета.

Наконец сборы закончились. Настал день отлета. Экспедиционные самолеты один за другим покидали подмосковный аэродром и ложились курсом на север.

2 апреля 1954 года - почти через двести тринадцать лет после Семена Челюскина - мы, коллектив СП-3, добрались до самой северной оконечности Азиатского материка. Если не считать нескольких домиков полярной станции, все остальное нисколько не изменилось за две сотни лет и соответствовало описанию, сделанному славным штурманом Великой Северной экспедиции: "Сей мыс каменной, приярой, высоты средней; около оного льды гладкие и торосов нет".

На этом первый, активный этап нашей деятельности закончился, и мы перешли ко второму, малоприятному - ожиданию.

Но пока мы изнывали от бездеятельности и неизвестности, самолет И. С. Котова с А. Ф. Трешниковым на борту денно и нощно бороздил небо в поисках подходящей базы для будущей СП-3, но, увы, каждый раз найденная ими льдина оказывалась с недостатками.

Только 9 апреля на восемьдесят шестом градусе северной широты и сто семьдесят пятом градусе западной долготы удалось наконец отыскать подходящую льдину. Однако на нее нельзя было посадить котовский Ли-2. Впрочем, это затруднение удалось разрешить довольно быстро. В девяти километрах от льдины оказалось отличное поле молодого льда без единого тороса - настоящий ледовый аэродром. На юрком Ан-2, прибывшем по зову Котова, Трешникова доставили на облюбованную льдину, и он после тщательного осмотра и многочисленных промеров дал "добро".