На грани риска
Шрифт:
– С тебя причитается, - сказал я, улыбаясь от распиравшей меня "тайны".
– Это с чего бы?
– удивился Медведев.
– Может, по случаю праздника?
– Праздник - праздником. А вот нам с тобой прыгать на полюс!
– Ты серьезно?!
– Серьезнее не бывает. Утром меня Кузнецов вызывал. Они в штабе, видимо, давно решили и только дожидались Дня Победы и завершения экспедиции.
– Вот это новость, - восторженно выдохнул Медведев.
– По этому поводу надо закурить.
– Он полез в карман, достал смятую пачку "Беломора", но все папиросы оказались сломанными.
– Ладно, пойду руководству доложусь, а потом уж и покурю.
Медведев вернулся минут через двадцать и сообщил, что все правильно, Кузнецов не раздумал и пора браться за работу. Пока Медведев ходил в штаб, Рожков где-то раздобыл большое серебристое полотнище - перкалевый пол от палатки КАПШ-2. Растянув его на снегу, Петрович разгладил рукой, прикинул на глазок размеры и, удовлетворенный осмотром, заявил, что полотнище настоящий парашютный стол. Чтобы ветер не сдувал полотнище, по углам мы положили по куску льда.
– Давай-ка свой ПД-6, начнем с него, - сказал Медведев.
Я вытряхнул из парашютной сумки парашют на полотнище, выдернул кольцо, и пестрая груда шелка заиграла красками под лучами выглянувшего солнца.
Работал он быстро, споро, уверенно. Чувствовалась профессиональная хватка. Стропы так и мелькали у него в руках. Помогая друг другу, мы быстро уложили парашют Медведева и два запасных ПЗ-41.
– Надо подвесную систему подогнать получше. Не то в воздухе намучаешься с ней, - сказал Медведев, надевая на себя парашют.
Он долго шевелил плечами, подпрыгивал на месте, то отпускал плечевые обхваты, то подтягивал ножные. Наконец он расстегнул карабин грудной перемычки и, сбросив парашюты, вытер вспотевший лоб.
– Вот теперь порядок, - сказал он.
– Надевай подвеску.
Меня он тоже заставил попотеть. Но зато теперь подвесная система сидела как влитая.
Мы уложили парашюты в сумки и направились к начальнику экспедиции. Кузнецов стоял у входа в штабную палатку. Вспомнив свое недавнее боевое прошлое, Медведев строевым шагом, топая унтами, подошел к начальнику экспедиции и, приложив руку к меховой шапке, доложил: "Товарищ генерал, парашютисты Медведев и Волович к выполнению прыжка с парашютом на Северный полюс готовы".
Кузнецов посмотрел на часы.
– Через тридцать пять минут вылет, - сказал он.
Пока мы укладывали в брезентовый мешок консервы, галеты, круги колбасы, увязывали сверток с пешнями и лопатами, стрелка часов подползла к двенадцати. Надо было поторапливаться. Мы взвалили на плечи сумки с парашютами и направились к самолетной стоянке, находившейся неподалеку, за палатками.
Си-47 ждал нас... Светло-зеленый, узкотелый, на колесном шасси, с традиционным белым медведем на носовой кабине и полуметровыми буквами, выведенными белой краской, - "СССР Н-369". Механики уже грели двигатели. Из-за брезентовых полотнищ, свисавших с двигателей до самого льда, доносилось свирепое рыкание АПЛ - авиационных подогревательных ламп, этого оригинального гибрида паяльной лампы с огромным примусом. Это и был самолет Метлицкого, с которого нам предстояло прыгать на полюс.
– Ну что, пожалуй, пора одеваться, - сказал Медведев, завидев, что к нам приближается Кузнецов в окружении штаба и командиров машин.
Мы надели парашюты.
Трояновский, приказав не шевелиться, обошел нас со всех сторон, стрекоча мотором своего "конваса". Затем мы должны были снять парашюты, снова надеть. Он делал дубль за дублем, и мы покорно то поправляли лямки, то вновь застегивали тугой карабин грудной перемычки.
– Ничего, ничего, для истории можно и потрудиться, - приговаривал он, меняя кассету.
– Ну вот, теперь можете прыгать. Желаю удачи.
Тем временем на самолете Метлицкого уже запустили двигатели. Машина выкатилась из общего строя и остановилась в снежном метущемся облаке, поднятом винтами. Группа провожающих росла на глазах. Все жители ледового лагеря пришли пожелать нам счастливого приземления: Штепенко, Водопьянов, Черевичный, Котов, Падалко, Сузюмов, Морозов, летчики, гидрологи, бортмеханики, радисты. Чибисов сказал что-то Кузнецову, махнул нам рукой: "Пошли!"
Пурга, поднятая крутящимися винтами, сбивала с ног, и мы, подняв воротники, подставляя ветру спины, с трудом вскарабкались по стремянке в кабину. Бортмеханик с треском захлопнул дверцу. Сразу стало темно. Замерзшие стекла иллюминаторов почти не пропускали света. Они казались налепленными на борт кружочками серой бумаги. Мы устроились на груде чехлов от двигателей, еще хранивших остатки тепла и терпко пахнувших бензином и горелым маслом. Гул моторов вдруг стал выше, пронзительнее; машина вся задрожала, покатилась вперед, увеличила скорость и, легко оторвавшись от ледовой полосы, стала быстро набирать высоту.
Глаза уже привыкли к полумраку, и можно было осмотреться. В грузовой кабине обычно было просторно, хоть в футбол играй. Но сегодня она была до предела завалена всевозможными вещами. Повсюду стояли деревянные ящики с оборудованием, катушки стального троса, густо смазанного солидолом, фанерные коробки с полуфабрикатами, мешки с хлебом и оленьими тушами. Вдоль левого борта выстроилось полдюжины железных бочек, связанных между собой толстым канатом, - запас бензина. Поперек кабины раскорячилась обросшая льдом гидрологическая лебедка.
Хвост самолета был забит лагерным снаряжением: палатками, связками оленьих шкур, баллонами с пропаном, закопченными газовыми плитками. У самой дверцы лежал аккуратно упакованный в брезентовое полотнище большой сверток, из которого выглядывали кончики дуг запасной палатки, предназначенной для нас на случай непредвиденной задержки на льдине после прыжка.
Бортмеханик Самохвалов озабоченно оглядывал беспорядок, царивший в кабине.
– Вы уж, ребята, не обессудьте, - сказал он извиняющимся тоном. Совсем с ног сбился. Думал, прилетим сегодня с точки, отдохну малость, а потом наведу порядок в своем хозяйстве, а вместо этого приказали парашютистов, то есть вас, выбрасывать. Да, вот еще. Петрович, может, прыгать будете в левую дверь? Она все же грузовая, пошире. Я вот глядел, как вы втискивались в кабину. Даже жалко вас стало.
– Ну, молодец, Константиныч, правильно сообразил, - одобрил предложение Медведев.
– Пожалуй, для меховой-то робы правая дверка тесновата. Еще застрянем. Вот смеху будет! А ты, Виталий, чего замолк? "Потравил" бы чего-нибудь. Не то, пока до полюса долетим, со скуки помрем.
– Он помолчал, похрустел сухариком, завалявшимся в кармане.
– А все-таки лихо с полюсом получилось. Прыжок будет круглый - семьсот пятидесятый. И звучит неплохо, на Северный полюс совершен семьсот пятидесятый, а? Этот, наверно, потрудней будет, чем даже на железную дорогу.