Когда несказанное дышит,Когда настигнутое жжет,Когда тебя никто не слышитИ ничего уже не ждет, —Не возвещая час прихода,Надеждой лишней не маня,Впервые ясная свободаРаздвинет вдруг пределы дня.И мысль, как горечь, — полной мерой.И вспышка образа — в упор,Не оправданье чьей-то веры,Неверящим — не приговор.На них ли тратить час бесценный?Ты вне назойливых страстей…Здесь — искупление изменыСвободе творческой твоей.1967
«В
такие красные закаты…»
В такие красные закатыДеревья старые и теДрожат,Как будто виноватыВ своей осенней нищете.Но в их изгибах обнаженнейЯ вижу напряженье сил,С которым леса шум тяжелыйЗдесь каждый ствол их возносил.1968
«Весь день как будто жду кого-то…»
Весь день как будто жду кого-то.Пора, пора!Вот пыль с обрыва — сквозь воротаИ — в глубь двора.С такою пылью — только дальнийИ скорый друг.Минута встречи — все отдай ейСполна и вдруг.Звенело золотом нам словоИ серебром.Так чем поделимся мы снова,Каким добром?Входи скорей! Не стал я нищим,Хоть знал семь бед.А что потеряно — отыщем,Как вспыхнет свет.Не будет света — вздуем мигомОгонь в ночи.Ты только мимо, мимо, мимоНе проскочи.1968
«Опять мучительно возник…»
Но лишь божественный глагол…
А. Пушкин
Опять мучительно возникПередо мною мой двойник.Сперва живет, как люди:Окончив день, в преддверье снаЛистает книгу, но онаВ нем прежнего не будит.Уж все разбужено давноИ, суетою стеснено,Уснуло вновь — как насмерть.Чего хотелось? Что сбылось?Лежит двойник мой — руки врозь,Бессильем как бы распят.Но вот он медленно встает —И тот как будто и не тот:Во взгляде — чувство дали,Когда сегодня одного,Как обреченного, егоНа исповедь позвали.И, сделав шаг в своем углуК исповедальному столу,Прикрыл он дверь покрепче,И сам он думает едва ль,Что вдруг услышат близь и дальТо, что сейчас он шепчет.1968
«Мрак расступился — и в разрыве…»
Мрак расступился — и в разрывеЛуч словно сквозь меня прошел.И я увидел ночь в разливеИ среди ночи — белый стол.Вот она, родная пристань.Товарищ, тише, не толкай:Я полон доверху тем чистым,Что бьет порою через край.Дай тихо подойти и тихоНазваться именем своим.Какое ни было бы лихо —Я от него хоть здесь храним.Вокруг меня — такое жженье,Вокруг меня — и день и ночь.Вздыхает жизнь от напряженьяИ просит срочно ей помочь.И все размеренно и точно:Во мраке ночи, в свете ль дняВ ней все неумолимо-срочно —Ну что же, торопи меня,Людская жизнь, но дай мне в меруВ том срочном вынести в себеС рожденья данную мне веру,Что вся — насквозь — в твоей судьбе.И этой вере дали имяПонятное, как слово «мать».А нас зовут, зовут детьми твоими.Так дай взаимно нас понять.1968
«В эту ночь с холмов, с булыжных улиц…»
А. С.
В эту ночь с холмов, с булыжных улицСобирались силы темных вод.И когда наутро мы проснулись,Шел рекой широкий ледоход.Размыкая губы ледяные,Говорила вольная вода.Это было в мире не впервые,Так зачем спешили мы сюда?А река — огромная, чужая,Спертая — в беспамятстве идет,Ничего уже не отражаяВ мутной перекошенности вод.От волны — прощальный холод снега,Сочный плеск — предвестье первых слов,И кругом такой простор для эха,Для далеких чьих-то голосов.Нет мгновений кратких и напрасных —Доверяйся сердцу и глазам:В этот час там тихо светит праздник,Слава Богу, неподвластный нам.1969
«Нет, не соленый привкус нищеты…»
Нет, не соленый привкус нищеты —Нам сводит губы жажда этой жизни,Боязнь того, что, до конца не вызнавЕе щедрот, исчезнем — я и ты.Болезней много мы превозмогли,Так дай нам Бог не увидать земли,Где изобилье, ставши безобразьем,Уже томит создателей своих,И властно подчиняет чувства их,И соблазняет прихотями разум.1969
«Когда беда в одной твоей судьбе…»
Когда беда в одной твоей судьбе,Разрозненно другие поневолеПочувствуют всю одинокость боли,И им страшней порою, чем тебе.Но если всем один удел, тогда…Гляди: лучи стремительно и меткоБьют по наростам тягостного льда —И, вырываясь, дергаются ветки.1970
«Вчерашний день прикинулся больным…»
Вчерашний день прикинулся больнымИ на тепло и свет был скуп, как скряга,Но лишь зачуял свой конец — от страхаСтер сырость, разогнал ненастный дымИ закатил роскошный, незаконный,В воде горящий и в стекле оконномНелепо торжествующий закат.А нынешний — его веселый брат —Светил широко, но не ослепляя,И сам как будто был тому он рад,Что видится мне дымка полевая,Как зыбкое последнее теплоЗемли тяжелой, дремлюще-осенней.Но время угасанья подошло —Его неотвратимое мгновеньеНе отразили воды и стекло,Лишь на трубе, стволом упертой в небо,Под дымом, что струился в том стволе,Прошло сиянье — легкое, как небыль.Еще один мой вечер на земле.1970
«И вышла мачта черная — крестом…»
И вышла мачта черная — крестом,На барже камень, сваленный холмом,И от всего, что плыло мне навстречу,Не исходило человечьей речи.И к берегам, где меркли огоньки,Вода ночная в ужасе бросалась,А после долго посреди рекиСама с собой с разбегу целовалась.Сгустилась темь. Костер совсем потух.Иными стали зрение и слух.Давно уж на реке и над рекоюВсе улеглось. А что-то нет покоя.1970
