Тревога военного лета.Опять подступают к глазамШинельная серость рассвета,В осколочной оспе вокзал.Спешат санитары с разгрузкой.По белому красным — кресты.Носилки пугающе узки,И простыни смертно чисты.До жути короткое телоС тупыми обрубками рукГлядит из бинтов онемелоНа детский глазастый испуг.Кладут и кладут их рядами,Сквозных от бескровья людей…Прими этот облик страданьяДушой присмирелой твоей.Под небом жестоким и низким,Постигнув значенье креста,Романтику боя и рискаВ себе задуши навсегда.Душа, ты так трудно боролась…И снова рвалась на вокзал,Где поезда воинский голосВ далекое зарево звал.Не пряча от
гневных сполоховСведенного болью лица,Во всем открывалась эпохаНам — детям своим — до конца.Те дни, как заветы, в нас живы.И строгой не тронут душиНи правды крикливой надрывы,Ни пыл барабанящей лжи.Идем — и, под стоны сиреныКрещенная в памятный год,С предельною ясностью зреньяРомантика рядом встает.1963
Тот час
4.00. 22 июня 1941 г.
Когда созреет срок беды всесветной,Как он трагичен, тот рубежный час,Который светит радостью последней,Слепя собой неискушенных нас.Он как ребенок, что дополз до краяНеизмеримой бездны на пути, —Через минуту, руки простирая,Мы кинемся, но нам уж не спасти…И весь он — крик, для душ не бесполезный,И весь очерчен кровью и огнем,Чтоб перед новой гибельною безднойМы искушенно помнили о нем.1963
«Ладоней темные морщины…»
Ладоней темные морщины —Как трещины земной коры.Вот руки, что меня училиТруду и жизни до поры.Когда ж ударил час разлуки,Они — по долгу матерей —Меня отдали на порукиТревожной совести моей.Я до предела веком занят,Но есть минуты средь забот:Во всю мою большую памятьВновь образ матери встает.Все та ж она, что шьет и моет,Что гнется в поле дотемна.Но словно вечностью самоюСветло овеяна она.Чертами теплыми, простымиБез всяких слов, наединеО человеческой святынеОна пришла напомнить мне.Так будь, далекая, спокойная,За все, чем в мире я живу,Пока приходишь ты такоюКо мне и в снах и наяву.1963
«В бессилье не сутуля плеч…»
В бессилье не сутуля плеч,Я принял жизнь. Я был доверчив.И сердце не умел беречьОт хваткой боли человечьей.Теперь я опытней. Но пустьМне опыт мой не будет в тягость:Когда от боли берегусь,Я каждый раз теряю радость.1963
«Трепетно дышит палатка…»
Трепетно дышит палатка,Сердце в завидной судьбеЖизни и вечной и краткойНити связало в себе.Слышу, как мечутся стаейЛистья в огне и во мгле, —Кажется, кто-то листаетКнигу о трудной земле.Сварки нездешние светы.Шов — к неостывшему шву.В яркой тревожности этойОчень давно я живу.Вижу во флаге высотномСтрашно знакомый мятеж.Флаг из бессмертия соткан.Руки на древке все те ж.Все мы добудем, что снилось,Чтобы вблизи и вдалиТы, дождевая унылость,Не заслоняла земли.Дальнее чувствуя веще,Сердце и в скромной судьбеЖизни и краткой и вечнойНити связало в себе.1963
«Еще недавно мне казалось…»
Еще недавно мне казалось,Что я всю жизнь постиг до дна.Познанье было, как усталость,Что самому теперь смешна.Ну что ж, у молодости раннейОн есть, наивно-горький счет,И выдаем мы за страданьеЛюбую из своих невзгод.Теперь, когда у новых станцийВзлетает надо мною дым,Я рад, что в этом не осталсяНеисправимо-молодым.1963
«Схватил мороз рисунок пены…»
Схватил мороз рисунок пены,Река легла к моим ногам —Оледенелое стремленье,Прикованное к берегам.Душа мгновения просила,Чтобы, проняв меня насквозь,Оно над зимнею РоссиейШироким звоном пронеслось,Чтоб неуемный ветер дунулИ, льдами выстелив разбег,Отозвалась бы многострунноСистема спаянная рек.Звени, звени! Я буду слушать —И звуки вскинутся во мне,Как рыб серебряные душиСо дна — к прорубленной луне.1964
Обреченная ночь
Обреченная ночь,Как ты больноГлаза мне раскрыла!Нет у памяти взрослойТекущих потерь.В сорок третьем годуЭта дверь распахнулась от взрыва,Но закрыть я ее не могу и теперь.Ночь нездешней была —От сигнальных гудков иностранныхДо суровых мундировЗа пьяным столом.Твоя острая грудьДо кощунства невинно и странноРозовела в соседствеС нагрудным орлом.Здесь религия хищников —Эта еда с полумира.Целый город воздвигнутНа белом раздолье стола:Башни банок консервных,И ядра голландского сыра,И российские хлебы,Округлые, как купола.И так чуток сегодняТрагический рот офицерскийК дальним взрывамИ к близким губам и плечам.И бутылка со штопоромВ дрожи рейнвейнского блеска —Как забвенья, неверьяИ похоти конусный храм.Неужели здесь — ты?Не тебя ль я на площади видел,Где, спортивного флагаВонзая в зенит острие,Над землей первомайскойВ живой пирамидеПело бронзой античнойВысокое тело твое!Красоту твою пьютЕвропейские тонкие губы.Легче газа дареногоВзлет заграничной мечты:Вознесут твое имяОркестров горящие трубы,В пирамиде красавицТам станешь вершиною ты.Но свеча новогодняяСгинет последнею вспышкой,И протянутся пальцы —Холеные, черные — пять.Убежит от дверейТак жестоко прозревший мальчишка,Но чего-то ему из себяНикогда не прогнать.Ты живешь с незлопамятным мужем.Стал мужчиною мальчик —Не злой и не добрый на вид.И средь женского мираВ летучие пестрые душиСквозь одежды процеженным взглядомГлядит.По одной — по любимой —Другие он трепетно меритИ порою темнеетВ предчувствии чьих-то потерь,Словно сердце опятьПросквозило из проклятой двери —Той, которой ему не закрыть и теперь.1964
«По щербинам врубленных ступеней…»
По щербинам врубленныхступенейЯ взошел с тобой на высоту.Вижу город — белый и весенний,Слышу гром короткий на мосту.Шум травы, металла звук рабочий,И покой, и вихревой порыв, —Даль живет, дымится и грохочет,Свой бессонный двигатель укрыв.Самолетик в небо запускают.Крохотные гонят поезда.Неуемность острая, людская,Четкий бег — откуда и куда?Объясняют пресными словами.Отвечают гордо и светло.Люди, люди, с грузными годамиСколько их по памяти прошло…Тех я вспомню, этих позабуду.Ими путь означен навсегда:По одним я узнаю — откуда,По другим сверяюсь я — куда.Родина? Судьба? Моя ли юность?Листьями ль забрызганная — ты?..Все во мне мелькнуло и вернулосьНапряженным ветром высоты.1964
«Грязь колеса жадно засосала…»
Грязь колеса жадно засосала,Из-под шин — ядреная картечь.О дорога! Здесь машине малоЛошадиных сил и дружных плеч.Густо кроют мартовское полеЗлые зерна — черные слова.Нам, быть может, скажут:не грешно лиПосле них младенцев целовать?..Ну, еще рывок моторной силы!Ну, зверейте, мокрые тела!Ну, родная мать моя Россия,Жаркая, веселая — пошла!Нет, земля, дорожное проклятьеНе весне, не полю, не судьбе.В сердце песней — нежное зачатье,Как цветочным семенем — в тебе.И когда в единстве изначальномВдруг прорвется эта красота,Людям изумленное молчаньеРазмыкает грешные уста.1964
«Сосед мой спит…»
Сосед мой спит. Наморщенные грозно,Застыли как бы в шаге сапоги,И рукавица электрод морозныйЕще сжимает волею руки.Еще доспехи, сброшенные с тела,Порыв движенья жесткого хранят.Сосед мой спит. Весь мир —большое дело,Которым жив он, болен и богат.Часы с браслетом на запястье дюжемМинуты века числят наизусть,И борода — спасение от стужи —Густа и непокорна, словно Русь…Грохочет дом, где хлеб и сон мы делим,И молодая вьюга у дверейПо черному вычерчивает белымИзгибы человеческих путей.Они бессмертны — дай им только слиться,Они сотрутся — лишь разъедини.И дни простые обретают лица,И чистый свет кладут на лица дни.1964