На исходе каменного века
Шрифт:
— Урбу, не забудь еще хвост — я дарю его кривозубому Баоку!
Над костровой площадкой опять повеяло холодком. Ланны притихли. Втишине было слышно, как пели комары и потрескивал огонь, поедающий свою ищу.
Вот она, расплата! Сидя около своей жены, Баок сжался в ком. Он ничем не мог защититься от слов Гала. Отразить их можно было только словами, а они сейчас не повиновались Баоку. Гал был недосягаем для него.
На помощь Баоку пришел Урбу. Слова Гала не относились к нему и не задели его самолюбия. Но Урбу и Баока родила одна и та же женщина, они были похожи друг на друга, и Урбу защитил младшего
— Когда солнце поднимется над землей, — ухмыльнулся он, — Урбу, Баок и все, кто пожелает, будут мять Риа! Тогда Баок вернет Галу хвост!
— Когда появится солнце, я буду сражаться с тобой насмерть, Урбу! — ответил Гал.
Урбу рассмеялся. Его рука, в огненно-рыжих волосах, легла на палицу.
— Я раздавлю тебя, как щенка.
— Так же думал тигр, но я сделал себе ожерелье из его клыков и когтей! Я буду сражаться с тобой и с каждым, кто захочет Риа!
Гал взял мяса, сел на свое место.
Грозовая туча над ланнами сгустилась, они беспокойно поглядывали на вождей. Рего, казалось, не разделял общей тревоги. Он неторопливо ел, анезримый дух размышлений продолжал искать выход из создавшегося положения. Мужские страсти могли вспыхнуть каждую минуту, и тогда ланны начнут убивать друг друга, хотя на Дороге Племен появились чужие люди. А поводом для близкой ссоры были Риа и Гал…
Чувство симпатии к молодым людям не мешало Рего трезво оценивать обстановку: Гал и Риа одним своим присутствием будоражили племя. Они встали на пути у Урбу и других воинов. Красота и гордость Риа, ее необычная для ланнов дружба с Галом будили вожделения мужчин. Пока ланны заняты едой, он должен принять решение…
За ужином все шло своим чередом. Охотник, добывший зверя, всегда пользовался почетом у костра. Он брал себе лучший кусок после вождей племени. Гал принес ланнам много мяса, когда они нуждались в пище. Они единодушно признали его охотником и воином, и когда он отрезал себе большой кусок мяса, его поступок никого не удивил: он брал, что причиталось ему по закону ланнов. Свое мясо он разделил на пять частей — одну оставил себе, остальные отдал Риа, Луху, Улу и Тощему Локу. Он распорядился своей долей, как мужчина. Никто теперь не смел безнаказанно смеяться над ним: он бросил вызов самому Урбу!
Ланны ели мясо, никто не вспоминал о празднике Брачной ночи, а он не кончился, и страсти не улеглись.
Но вот с куланом было покончено, мальчишки расхватали кости, чтобы разбить их и высосать мозг, а Рего еще не пришел к определенному решению. Внезапная догадка встревожила, даже испугала его: что если чужие люди в степи — дамы, те самые, которые много дней преследовали и убивали ланнов, после того как Урбу вовлек воинов в битву с Рослыми Людьми? У дамов тоже были желтые наконечники. Если это дамы, ланнам предстоят страшные дни… Дамы — охотники за людьми, они не щадят ни женщин, ни детей. Если они на Дороге Племен, они непременно обнаружат ланнов…
Размышления Рего были прерваны насмешливыми возгласами: в круг вошел Тощий Лок, чтобы сдать последний экзамен на зрелость. Жир и мясо кулана прибавили ему сил. Лок начал свой одинокий танец.
Рего с облегчением вздохнул: Лок отвлекал внимание ланнов от Гала и Риа. Рего еще не приходило в голову, что изможденный болезнью Лок — его могущественный сторонник…
Упорство Лока опять произвело
Глядя на Лока, дети жались к взрослым, забыв о своей обязанности подносить к костру хворост. Темнота надвинулась на ланнов, а они сидели не двигаясь, скованные колдовской силой рождающегося на их глазах нового анга. В тишине ночи тревожно закричали болотные духи, и, будто откликаясь на их зловещий крик, по степи прокатился грозный рык пещерного льва.
Лок опустил руки-крылья и опять стал человеком, только глаза у него беседовали с духами. Но вот он встряхнулся, схватил охапку хвороста, бросил в костер, еще бросил — пламя весело вскинулось вверх, отпугнуло темноту. Площадка посветлела, Лок продолжил танец, теперь уже танец света, от которого вместе с темнотой бежали злые духи. Лок, подружившийся с огнем, был сильнее их. Он угрожал им, гнал их вон, он был ловок и смел! Вот он размахнулся и метнул дротик. Ланны вскочили с мест: дротик пересек полосу темноты и пронзил чучело оленя!
А Лок уже начал танец сватовства. На площадку торопливо вступили четыре женщины, самые несчастные среди женщин-ланнов. Это было жалкое и смешное зрелище: хромая, одноглазая, у третьей обезображено лицо, четвертая худа, как Лок. Все они были согласны взять Лока в мужья. Брак с ним избавил бы каждую от унизительного положения одиночки, лишенной обычных женских прав.
Это забавное сватовство отрезвило ланнов, стряхнуло с них мрачноватые впечатления от первого танца Лока. Он почувствовал перелом в настроении соплеменников и поспешил закончить сватовство. Из четырех женщин он выбрал тощую — племя с хохотом признало этот брак. Ланны опять перестали принимать Лока всерьез.
Громче всех хохотал Урбу. Он был хитер, как тигр, подстерегающий добычу. Он почуял удачу, он рассчитал, каким образом взять верх над Рего: Лок поможет! С невольной помощью Тощего Лока он отколет от Рего его воинов и тогда может делать с Галом и Риа что пожелает!.. Случай с Локом был из тех, когда слово закона теряет свою силу. Лок подружился с духами огня, поразил чучело, ланны признали его брак. Но от слабости он на глазах у всех терял сознание, у него оружие, недостойное воина, — кто из ланнов доверится ему в битве? Какой от него прок, если он сам еле держится на ногах!
Рего понимал, как осложнится его положение, если он тотчас вступится за Лока. Но он видел дальше Урбу, дальше большинства ланнов, которые сейчас смеялись над несчастным Локом. Как и Урбу, он не принимал Лока-мужчину всерьез, но для него существовал новый Лок — Лок-анга. Пусть от него отколется большинство воинов — зато рядом с ним встанет Лок! Новый анга поможет ему устранить раздор среди ланнов! Рего больше не колебался, что делать. Он потребовал внимания к себе.
— Ланны никогда не смеялись над ланнами в брачную ночь. Неужели они хотят навлечь на себя гнев предков?