На исходе каменного века
Шрифт:
Назревали тревожные события, мир в племени оказался под угрозой. Пока никто не мог соперничать с Рего, но Рего был уже немолод, а Ижи и Вагх с каждым годом наливались силой. И чем мускулистее они становились, тем насмешливее поглядывали на стареющего Рего.
Однако близнецы не сразу решились бросить вызов вождю: за ним стояло большинство ланнов, в их числе Рун и Лок. Рун мог быть вторым вождем, если бы померился силой с Рего, но он не пожелал скрестить палицы со старшим братом и остался его постоянным сторонником. Лок же общался с духами, обладавшими властью, с которой считались сыновья Урбу. Правда, особого страха перед ними они не испытывали. Они помнили, как их отец сорвал со старой Луху амулет предков и тем самым лишил ее могущества анга. Почему бы
Беда назревала неотвратимо, и Рего ничем не мог предотвратить ее: дерзость сыновей Урбу была оправдана старыми законами предков. Для Рего наступали трудные времена. Он лучше многих ланнов понимал, как сложен зреющий конфликт и к каким последствиям он мог привести. Будущее ланнов снова оказывалось под угрозой. Даже если Рего подчинит себе сыновей Урбу, беды не избежать: случилось так, что безрассудные сыновья Урбу начали выражать мудрость предков, а мудрый Рего незаметно для себя самого ступил на тропу безрассудства…
Он спас племя от гибели и привел ланнов в края предков. Он нашел здесь уютное пристанище и позаботился о том, чтобы у женщин и детей всегда было много пищи. Он ввел новые законы, уравнял ланнов в правах, но он слишком поздно заметил, что в его законах гнездилось не только добро, но и зло.
Племя было истощено и обескровлено в битвах с дамами, оно могло выжить, если к женщинам и детям возвратились бы силы. Это понимали все ланны, и Рего, заботясь о будущем племени, ввел новые законы. Тут-то он и проглядел зародыш беды. Лок не случайно намекнул ему тогда, что придет новая пора…
Новые законы были нужны ланнам, чтобы племя восстановило свои пошатнувшиеся силы. Но как только оно окрепло, законы Рего стали мешать ланнам нормально жить.
Равенство на какое-то время возможно в исключительных условиях, но невозможно постоянно, потому что оно чуждо закону жизни. В любой стае животных и птиц есть сильные и слабые, ловкие и неуклюжие, смелые и трусливые, добрые и злые, умные и глупые, здоровые и больные. Даже на дереве не найти двух совершенно одинаковых листьев. Все живое отличается друг от друга. На земле нет одинаковых цветов, одинаковых деревьев, одинаковых рек. Слабый уступает сильному, глупый — умному, трусливый — смелому. Ребенок подчиняется взрослому, женщина — мужчине, дочь — матери, сын — отцу. Так было, так есть и так будет. Уже в незапамятные времена это хорошо знали предки.
Уравнять всех между собой значило искалечить жизнь, подрезать ей сухожилия. Племя, где устанавливается искусственное равенство, напоминает озеро с гнилой водой. Смелый воин, рискуя жизнью, убивает кабана, приносит его к костру, а трусливый соплеменник, даже не участвовавший в охоте, берет себе такую же долю, как и охотник… У костра совета одинаковые права предоставляются и умному, и дураку. Поступок, достойный мужчины, приравнивается к поступку, недостойному его… Рего поторопился ввести свои законы, переоценил себя. Он полагал, что он один способен принимать мудрые решения и совершать поступки, достойные воина. Ему не следовало забывать, что не все старое — плохо и не все новое— хорошо. Лок был прав: новое по-настоящему прорастает только на старом. Кто уничтожает старое, тот не построит и новое. Желудь дает росток, лишь упав на землю, а не на камень, дети становятся здоровыми и сильными только под опекой матерей и отцов. Новое живет лишь тогда, когда оно дополняет и совершенствует старое. Рего уже давно надо было восстановить закон предков: охотник, принесший к костру добычу, получает преимущественное право на мясо для своей семьи. После него мясо берет себе самый достойный из остальных воинов — и так, пока не возьмут все. Просто и мудро: все видят, кто смел, кто труслив, кто великодушен, кто жаден, кто достоин воина, кто нет. Рего следовало бы позаботиться только о том, чтобы у костра хватало пищи всем, а он вместо этого отменил древнее право охотника и уравнял воинов в правах. Его закон,
Ижи и Вагх первые восстали против власти Рего. Постепенно их сторону принимали другие воины. Беда зрела, а Рего было уже непросто отменить увядший закон. Это означало бы отдать Ижи и Вагху власть над племенем, а от власти добровольно не отказываются. Власть берут силой и теряют от слабости. У Рего пока еще достаточно сил, чтобы оставаться вождем ланнов, но день, когда другой воин отнимет у него власть над племенем, неотвратимо приближался. Так с незапамятных времен было со всеми стареющими вождями, Рего — не исключение. Если вождем станет Рун, Рего еще долго будет видеть солнце, а если власть захватят сыновья Урбу, ничто не избавит его от черных туманов. В борьбе за власть Рун и Лок станут за ним, но и у каждого из них своя тропа. Рун не откажется от власти — многие ланны на его месте поступили бы так же! — и сам Рего желал бы видеть Руна вождем. А вот в душе у Лока Рего угадывал замыслы, темные, как осенняя ночь. У Тощего Лока разыгрался аппетит, ему стало недостаточно амулета анга…
Власть, которую однажды вкусил ланн, сначала овладевала им самим, а потом побуждала его подчинить себе других. В свое время Урбу жаждал всей полноты власти — Рего обуздывал его алчность. Теперь о неограниченной власти мечтал Тощий Лок, к ней стремились сыновья Урбу, да и Рун явно тяготился второстепенной ролью при старшем брате. Самому Рего тоже не раз приходили в голову темные, злые мысли. «Встань над племенем, не считайся ни с кем! — нашептывал ему вкрадчивый голос. — Бери себе все самое лучшее!..» Рего стоило немалых усилий ограничивать свое властолюбие, не давать своим желаниям окончательно заглушить в себе голос разума.
Так проходили дни. Тем временем беда приблизилась вплотную. Рего видел ее, но решительных мер не принимал. Он выжидал. Он надеялся на свой опыт и на безрассудство сыновей Урбу. Не исключено было, что в запальчивости они наделают ошибок и тем самым оттолкнут от себя ланнов — тогда Рего легче будет победить их.
Надежды на безрассудство Ижи и Вагха не оправдались. Тогда у Рего сложился иной план. Наступила пора пополнить запасы соли. За нею ходили самые сильные воины, и Рего распорядился, чтобы Ижи и Вагх тоже готовились в путь. Таким образом ему удалось бы выиграть время и предотвратить в племени раздор: пока сыновья Урбу были бы в пути, он без особого ущерба для себя сделал бы то, что давно надо было сделать, — отменил свои законы и вернулся к обычаям предков. Тогда ланны наверняка поддержали бы его, а не близнецов.
Но Ижи и Вагх не были так просты и наивны: они отказались идти за солью. Это был уже вызов вождю. Рего не принял его, сдержал пробуждающуюся ярость, непомерным усилием воли обуздал себя и за солью с отрядом воинов послал Руна, тем самым показав ланнам, что ничуть не страшится сыновей Урбу.
Когда отряд Руна покинул становище, Ижи и Вагх почувствовали себя совсем вольно. Они открыто потребовали восстановления древнего права охотника: убивший зверя первый берет себе любой кусок! Другие охотники тоже не желали довольствоваться случайной долей у костра. Сторону братьев принял Ури, очень сильный воин, плечом к плечу с Рего сражавшийся против дамов. Старый и в основе своей справедливый закон настойчиво пробивал себе путь сквозь новые обычаи, введенные Рего. Открыто высказывались против них и жены наиболее удачливых охотников.
Власть Рего с каждым днем расшатывалась. Он недооценил близнецов, рассчитывая на их безрассудство: они не оттолкнули от себя ланнов. Наоборот, число их сторонников росло. Теперь лишь возвращение Руна и его воинов еще могло предотвратить горький и страшный час внутриплеменной битвы. Но Рун задерживался в пути. Ижи и Вагх не скрывали своей радости: никто не помешает им скрестить палицы со старым вождем! Сила Рего больше не сдерживала сыновей Урбу, они сами превратились в могучих воинов, их палицы по своей тяжести не уступали палице Рего.