На исходе каменного века
Шрифт:
Танец Власти завершился неожиданно: немало молодых Рослых Воинов пожелали помериться силой с самыми могучим из ланнов и все легко выдержали этот серьезный экзамен. В этой веселой игре не участвовали только самые сильные из Рослых Воинов, в их числе Гал. Он перерос и Руна, и Рего и не хотел омрачать веселый праздник своих соплеменников…
* * *
Весной третьего года Рослые Люди собрались в обратный путь. Они сдружились с ланнами, привыкли к лесным краям, но не переставали вспоминать селения на берегу Синего
Ланны притихли, видя, что гости засобирались в дорогу: без них в лесной деревне станет пустынно. Но два Рослых Воина, к радости ланнов, оставались с ними — Ильс и Эол.
Рего посоветовал гостям отправиться водой. Он узнал: лесная река вливалась в другую реку, та — в третью, а третья текла в сторону теплых ветров, к горам, как раз туда, где должно быть Синее озеро.
Рослые Люди охотно приняли совет старейшины: лучшей тропы они и не могли пожелать себе. Они дружили с водой, умели управлять лодками и плотами с помощью шеста, весел, руля и простейшего паруса, сплетенного из гибких веток.
Они принялись вязать плоты. Через несколько дней были готовы уютные, крытые тростником плавучие дома, легко управляемые на воде. Каждый такой дом был рассчитан на три семьи.
Пока гости занимались плотами, ланны заготавливали для них мясо. Особенно старательно трудился Вагх. Кровавый раздор в племени, смерть брата, изгнание из становища, возвращение назад не прошли для него бесследно, а знакомство с Рослыми Людьми побудило его по-новому взглянуть на многие привычные вещи. Светловолосые воины были, как на подбор, огромного роста и колоссальной силы; при этом они бережно относились к женщинам и детям, а для себя не требовали привилегий у костров. Они были мягки, даже уступчивы друг с другом, бесстрашны на охоте, легки в походе. Они многое делали лучше ланнов.
К Вагху они относились с неизменным дружелюбием и симпатией, что благотворно повлияло на замкнутого, нелюдимого сына Урбу. Если соплеменников он воспринимал с некоторой настороженностью, то среди гостей чувствовал себя легко и свободно — и куда только девались его грубость и упрямство! С Рослыми Людьми сын Урбу был добродушен и прост— ланны не узнавали его. Особенно сдружился он с Ильсом, к которому относился с братской преданностью. На охоту Вагх ходил с несвойственной ему раньше легкостью, хотя охотился не для себя. Еще недавно такое ему и в голову не пришло бы: не для себя, а — радостно!
И вот наступил час расставания.
— Духи наших предков подружились с Рослыми Людьми, — сказал Рего.
— Рослые Люди и ланны — одно племя, — ответил Гал. — Мы не забудем тропу к ланнам!
Ильс и Эол простились с соплеменниками.
— Когда наши дети станут на ноги, мы вернемся к Синему озеру, — пообещал Ильс, — а если и ланны пожелают отправиться с нами — ждите всех в гости. Мы построим на берегу озера новую деревню и опять вместе сядем у костров.
Все знали: земля велика, и, чтобы встретиться, надо преодолеть огромные расстояния. Но ни ланны, ни Рослые Люди не хотели терять надежды на новую встречу.
Ильс, Эол и ланны молча смотрели, как воды лесной реки уносили плоты. Светловолосым воинам было грустно, как никогда. Им тоже хотелось домой, к Синему озеру, но по закону Рослых Людей они обязаны были прожить два года в семьях своих жен. Этому правилу следовали
Все это Ильс и Эол хорошо понимали, но, глядя, как плавучие дома скрывались за поворотом реки, оба чувствовали печаль. Все-таки их участь была необычна. Рослый воин, селясь в хижине жены на берегу Синего озера, не терял связи со своим домом, с сородичами и мог, если хотел, побывать у них, а Ильса и Эола отсекли от Синего озера такие расстояния, какие мог преодолеть лишь отряд воинов за много дней.
Мужчине не подобает показывать другим свое удрученное состояние— Ильс и Эол не произнесли ни слова печали, но печаль жила у них в глазах. И Рего смотрел невесело, и у Руна были невеселые глаза, и взгляд Улу был полон печали, и у Вагха было чувство, близкое к тому, какое он пережил среди болот, когда на руках у жены умирал новорожденный сын.
Только один человек не чувствовал печали — Тощий Лок, великий анга ланнов, втайне мечтавший о единоличной власти над племенем. Годы бедствий были счастливым временем для него: чем труднее приходилось ланнам, тем значительнее становилась его роль. Преследуемые бедами, ланны все чаще молили предков о помощи, а с духами умел разговаривать только он. Страх ланнов перед всемогущими духами постепенно перерастал в страх перед Тощим Локом, наделенным способностью выступать от имени духов. Тогда-то и зародилась у него мысль потеснить Рего, Руна и Улу с первых мест в племени.
Когда Ижи, Вагх и Ури попытались захватить власть, Лок поддержал Рего, не без основания опасаясь, что, придя к власти, сыновья Урбу сорвут с него амулет предков. После победы Рего над ними влияние Лока на ланнов усилилось, но тут пришли Рослые Люди, и роль анга стала совсем скромной. Ланны теперь редко вспоминали о духах предков, дружба светловолосых гостей растопила их горести. Как и ланны, Рослые Люди почитали предков, но в их отношении к ним не было ничего таинственного, темного, что вносил в сознание ланнов Лок. Их духи всегда оставались жизнерадостными и доброжелательными к людям. Ведь духи предков — это те же Рослые Люди, только переселившиеся в черные туманы, это деды, отцы, матери, братья, сестры…
В анга Локе Рослые Люди видели только мрачноватого лекаря, а его танцы они воспринимали снисходительно. Их отношение к нему угнетало Лока. Он невольно сравнивал свое неказистое тело с могучими телами пришельцев и вспоминал свою юность, когда ланны смотрели на него с презрением. Ему казалось, что прошлое вот-вот возвратится к нему. Беспокойство за свое положение побуждало его к действию. Опасная, жутковатая мысль стала преследовать его: а не наслать ли на ланнов и Рослых Людей злую болезнь? Он тогда бы лечил их по своему усмотрению, а они увидели бы в нем не только лекаря. Он снова стал бы великим анга…