На ИВС прекрасная погода
Шрифт:
Их объединяла ностальгия: майор служил полжизни, а Кузя столько же сидел…
Искренне майору было жаль бродягу, которого неумолимая система правосудия, вопреки здравому смыслу, стремилась затолкать обратно в лагерь.
Кузя по делу был в полном отказе. Ему вешали кражу фарша из поселковой столовой. Ни много ни мало, а аж двадцать пять кг. При обыске у Кузи в холодильнике обнаружили и изъяли пять килограммов мяса. Следователь не моргнув глазом вышел на суд с арестом, прокурор поддержал, а судья, можно сказать, подмахнула постановление не читая. Каким образом фарш превратился заново в мясо, никого кроме Барсукова не интересовало. То есть украл Кузя фарш, а нашли у него в холодильнике неопровержимую улику, ляжку мяса. Но стране нужны были показатели в борьбе с особо опасными рецидивистами, и кувалда правоохранительной системы торжественно опустилась на Вовкину голову.
Майор был приколистом и, как-то готовя Кузю на этап, притащил ему в ИВС огромную, потертую, дорожную сумку, с которой еще сам шарился по командировкам в армии. Вовчик, недоуменно глянув на кума, поинтересовался:
– А на хрена мне эта мечта оккупанта?
– Ты ж на голяках едешь, а в транзитке всегда народа битком, мест нет, но встречают, поверь мне, и по баулу. Положи туда матрац с подушкой. Братва сфотографирует тебя на пороге и место предложит в надежде поживиться харчами, – улыбнулся майор, – бери, бери, менты плохого не посоветуют.
Вернувшись с этапа, Кузя долго благодарил Барсукова.
– Встречали меня на пересылках как Господь заблудшего сына, только сумку твою увидят, так с разных углов хаты и кричат: «Давай к нам, братан! Давай к нам!» Я по шконарю матрац раскатаю, и сумарь пустой. У братвы от такого расклада хлеборезки наперекос. Но дело сделано, уже не прогонят, раз предложили, заднюю скорость включать поздно, нужно потесниться. Спасибо тебе, Анатолич, сколько катаюсь, в жизни бы без тебя не додумался.
Так, можно сказать, и сдружились Кузя с майором. На кичмане добро не забывают.
– Давай, Кузнецова, – приказал Барсуков дежурному и начал опять крутиться на стуле.
Майору стул определенно нравился – мягкий, удобный…
Стул улучшенной комфортности появился после того, как полгода назад один из банковских работников, переев в ресторане черной икры, рыгнул на сидевшую рядом парочку.
Новому русскому дали 15 суток административного ареста…
Камерные клопы, привыкшие к постной и нежирной пище, были приятно удивлены появлением в камере административно задержанных, среди исхудалых бомжей, толстенького, вкусненького, пахнущего «Хеден шолдерс» новичка. В первую же ночь, надыбав банкира на нарах, клопиное войско перешло в крупномасштабное наступление.
Тюремные насекомые сыпались на него кучками, кусали и грызли.
Банковский работник метался по камере как бзык, попавший в спичечный коробок юного натуралиста. А когда наступило долгожданное утро, он с первыми лучами солнца предстал перед начальником изолятора.
Начальник, выслушав доводы покусанного банкира, пообещал отпустить его на сутки раньше, если новый русский будет вести себя хорошо.
Назад в камеру, где искусанное и расцарапанное тело ждало полчище голодных клопов, банкир не хотел. Его совершенно не устраивало провести четырнадцать оставшихся ночей в блошином окружении…
В итоге появилось следующее…
Начальнику ОВД
Акционерное общество закрытого типа «СЕЛЕНА» в связи с излишком технических средств добровольно желает оказать шефскую помощь Отделу внутренних дел нашего города и выделить ИВС Вашего ОВД следующее:
Учитывая тяжелое финансовое положение Российской милиции, характер выполняемой Вами нужной и благородной миссии, наше акционерное общество радо и впредь оказывать посильную помощь в Вашем нелегком, но нужном труде.
Больше банковские работники в ИВС не попадали и своим вниманием родную российскую милицию не баловали. Вся правоохранительная система необъятной и нищей страны, как и ИВС нашего ОВД, несла свою благородную миссию без братской помощи новых русских. А как светлая, добрая память о любителе черной икры, сиял в кабинете стул, на котором, крутясь, как школьник у пианино, ждал майор полосатика Кузю…
Барсуков. На ИВС прекрасная погода. Глава 3
В кабинет кума ИВС арестованный Кузнецов вошел твердой революционной походкой, рисуя в своем зековском воображении бывалого каторжанина.
Кузя без приглашения упал на стул и, закинув ногу на ногу, вызывающе посмотрел в глаза оперативнику…
– Ну что? Синепузый! Как дела? – осведомился Барсуков.
– Как на даче, ни письма, ни передачи! – буркнул в ответ Кузя.
– Ты что, со шконоря ночью долбанулся? – поинтересовался майор, улыбаясь.
– Вы меня на дачку кинули, – начал было Кузя, но был внезапно перебит истерическим хохотом кума…
Барсуков наконец-то вкурил о причине Кузиной голодовки и теперь думал лишь об одном: чтобы не намочить штаны со смеху…
Кузнецов, чувствуя себя борцом за справедливость, сидел с гордым видом, как вождь Ирокезов. Он уже понял, что купился на чью-то злую шутку, но отступать было некуда.
Майор, окончив смеяться, развалился с покрасневшей рожей на стуле и, поворачиваясь в разные стороны, думал, что же сказать этому «пересидевшему» борцу за права всех обездоленных – арестанту.
– Вовчик… – называя Кузю по имени, задумчиво произнес хозяин кабинета.
– Слушаю, – буркнул гость.
– …Тебе никто дачек не приносит, не один ли хрен: лишат тебя ее или нет.
– Тут дело принципа, – гордо отпарировал Вова, расправляя плечи.
Кум, встав из-за стола, молча протянул Кузнецову извещение с подписью Егоркина.
Лицо Кузи по мере поглощения строчек делалось добрее и добрее.
На середине прочитанного взгляд у смотрящего за ИВС стал добрым, как у Санта-Клауса. Ну а последние строчки Кузя уже не видел из-за слез, вызванных судорожным смехом.