На качелях судьбы
Шрифт:
Анна в голове перебирала эти события и задавала себе один и тот же вопрос, неужели и впрямь он ей сделает предложение?…Этого она очень боялась. Думала, где её родители возьмут столько денег? Невеста должна дом жениха облагородить. Прежде всего, на все окна повесить новые шторы – она насчитала семь окон; хотя бы две скатерти новые, постельное бельё. А у жениха должен быть дом, кровать с матрацем. Так уж повелось в их деревне. Вот поэтому она гнала от себя эти мысли. Ещё одна мысль её беспокоила. Братья были настолько бедные, что у них была одна рубашка на двоих. Вот и ходили по праздникам сначала один в ней, потом другой, по очереди.
Одна остроязычная соседка дала им прозвище «рубашка в горшке». То есть один носит, потом постирает и другому отдаёт. Вот это прозвище и пристало к нему. Как он идёт по улице, соседка высовывается из окошка и каждый раз выкрикивает «рубашка в горшке». Драться он с ней не мог, у неё был муж, детей не было.
Пришёл домой, рассказал матери. Ей тоже было больно за сына: так он и невесту себе не найдёт, подумала она. Успокоив сына, сказала: «Подожди, сыночек, что-нибудь придумаем». Какой позор по деревне! Пошла она к гадалке, а та ей и говорит: «Ходит она ко мне лечиться от бесплодия, я научу его, что ему делать надо, пусть ко мне придёт». Так и порешили.
Пришла к гадалке та женщина лечиться, а она ей выложила: «У тебя не будет до тех пор детей, пока ты не сделаешь то, что я тебе скажу». Она её увела в другую комнату, попросила раздеться, а на голову надела плотный мешок и положила её на кровать и просила лежать спокойно: к ней должен приблизиться другой мужчина. Велела не прыгать и не возмущаться, если хочет иметь детей. Та согласилась. Паша стоял уже наготове за ширмой.
Прошло какое-то время, Паша вышел на улицу и проходит мимо дома остроязыкой, та опять высунулась в окно и кричит: «Рубашка в горшке». Он ей ответил: «А я тебя в мешке». Она как язык проглотила, быстро убрала голову из окна и, кажется, даже упала в комнате на пол: послышался грохот. Вот так и перестали дразнить бедного Пашу, он стал первый парень на деревне.
А Анну всё равно беспокоило – вдруг и правда сделает предложение, сколько тогда будет проблем: где взять шторы, эта кличка, вдруг будут дети, как их будут называть? Люди на язык остры и будут дети с каким-нибудь клеймом ходить, лучше уж от этого подальше. У неё был врождённый глубокий ум, обдумывала каждое действие, поступок, не поддаваясь спешке, молчала, ни с кем не спорила. Всё можно было прочитать в её синих глазах. Она думала не только о себе, а о своих близких, будущих детях. Паша был послан ей Богом для того, чтобы она могла лучше разобраться и понять жизнь.
И вдруг этот образ, кто он? Где он? Неотступно стоял перед ней, с нею рядом, где бы она ни была. Но как говорят, время лечит. Прошел месяц, другой, образ стал уходить, меньше стал её беспокоить, а потом и совсем исчез. Она и забыла о том, что гадала на святки. Жизнь текла в делах и заботах, ей не хватало времени думать о себе.
Наступила весна. Всё кругом зазеленело. Зацвела сирень. Пошла, как обычно, Анна за водой к колодцу, стала набирать воду. Придерживая журавль, опустила ведро с цепью в колодец, наполнила одно ведро, затем другое, взяла коромысло, хотела надеть душки вёдер на него, и слышит топот копыт. Она подняла голову и увидела всадника на лошади. Он явно спешил к колодцу. Остановился, слез с коня и замер, рассматривая Анну. Она в свою очередь тоже обратила внимание на него, в голове у неё закружилось: вроде знакомый и незнакомый. Молчание нарушил всадник: «Как тебя зовут?» – обратился он к ней. – «Анна», – ответила она с улыбкой, опустив длинные ресницы и слегка краснея. – «А меня Парфирий. Ты откуда?» – «Здешняя я», – сказала Анна, и вновь улыбка засияла на её лице. – «Ну, здешняя Анна, жди сватов».
Анна осторожно подняла на коромысло вёдра с водой, пошла медленным шагом, чтобы вода не выплёскивалась из вёдер, и вспоминала, вспоминала… Где она могла видеть эту красную атласную рубашку, подпоясанную кушаком? Прошла несколько шагов, напрягала мысли: почему сватов должна ждать? Неожиданно её осенило: так это было на святках! Она ускорила шаг, боясь снова, как тогда, бежать быстро, лететь, но ноги не слушались. От судьбы не уйдёшь…
А Парфирий, ещё долго смотрел ей вслед, обращая внимание на её спокойный шаг под тяжестью вёдер, из которых вода ни капельки не проливалась, на её прямой стан и на дорогу, по которой она шла. Синие, как море, глаза блеснули молнией, ранили прямо в самое сердце. Он созерцал всё: её шаг, стан, руки на коромысле – как белые крылья у птицы. А взгляд?! Ему не давал он двигаться с места. Он, как стрела, пронзил сердце, и от него в голову хлынул жар, а по телу изливалось тепло. В другое время он был бы дипломатичнее, но сейчас у него не хватило слов. Ему было не до них. Он торопился – вдруг она уйдёт. Они не встретятся больше и подробностей он о ней не узнает. Так он стоял, пока она не скрылась из виду.
Долго ждать не пришлось. Через три дня, как раз было воскресенье, Анна была у родителей, и вдруг услышала звон колокольчика. Около ворот остановилась летняя коляска, запряжённая тройкой лошадей. Из коляски вышли женщина и трое мужчин. Анна узнала сразу одного из них, Парфирия, и спряталась в дальнюю комнату. Они вошли в дом. Долго разговаривали с родителями, затем пригласили Анну. Родители сообщили, что ее засватали, и если она согласна, то свадьбу назначат через полгода, осенью. Анна ничего не сказала, только молча наклоном головы дала согласие, слёзы брызнули у неё из глаз, и она скрылась снова в другой комнате. Она не рыдала, слёзы произвольно текли по её щекам. Она не думала о Паше. Сама давно всё решила, что свадьбе не быть, даже если он сделает ей предложение. Об этом она долго думала накануне. Её страшили пустые семь окон, в голове часто проносились слова остроязычной соседки вдогонку ему «рубашка в горшке», думала о будущих детях, что будут и им вдогонку кричать то же самое… Она понимала, что уходит её девичья жизнь навсегда, надо готовиться к другой…
Анна сразу оставила работу у целовальницы. Дети уже подросли. Целовальница сожалела, ей была все равно нужна домработница. Но она была очень благодарна за все эти годы Анне. Она понимала, что и ей пора устраивать свою судьбу. В знак благодарности она подарила Анне на свадьбу за её труды самый дорогой материал на свадебное платье, материал на занавески и постельное бельё. Анна сразу начала готовиться к свадьбе: шить подвенечное платье, вышивать занавески, наволочки, пододеяльники, простыни. Так уж было заведено, что невеста должна быть мастерицей и тттить должна уметь всё своими руками. Она была крепкой, сильной девушкой. Была одинаково искусна, как в вышивании лёгких тканей, так и в ведении хозяйства. Вечером приходили подружки. Они все вместе садились за вышивание и пели обрядовые песни.
Наступила осень. Октябрь в народе называют месяц-свадебник. Время огородной и полевой страды прошло. С праздника Покрова начинают по деревням играть свадьбу за свадьбой. Это время особенно удачно для празднования свадеб. Счастливый знак для обручённых, если снег на Покров землю покрывает. В этот день девки приговаривают: «Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня женишком». Раздавался звон колокольчиков. По широкой улице села Каменного мчались тройки лошадей, запряжённые кареты с колокольчиками и лентами на дугах. На звон колокольчиков жители села выскакивали из своих домов на улицу и наблюдали за происходящим.
В назначенный день к дому Анны подъехали три кареты, запряжённые тройками разнаряженных лошадей. Кареты остановились у дома одна за другой. Лошади были упитанные гладкие и блестели на солнце. Кстати сказать, Парфирий сам всех их выхаживал, холил, кормил, поил, тоже готовился к свадьбе, чтоб не опозориться перед Анной и родней невесты.
Из карет вышли люди и направились в дом. Лошади стояли у крыльца, копытами скребли землю, ржали, просясь снова в поход. По обычаю, жених должен заплатить выкуп за невесту, и подруги Анны не впускали жениха и гостей в комнату невесты, пока её не выкупили. Жених и его друзья были щедры. Осыпали подруг деньгами, конфетами. Анна в это время сидела одна за накрытым столом и ждала, когда подруги навеселятся, впустят жениха и его гостей. Наконец, подруги, насмеявшись, остались довольны и открыли дверь, не без усилий жениха, в комнату невесты. Так весело начиналась их свадьба.