На красный свет
Шрифт:
Лешка чувствовал себя виноватым.
Ксения неожиданно села впереди рядом с ним, забросив свой чемоданчик на заднее сиденье небрежным жестом, словно он уже не был ей нужен.
Снова трое в белых халатах с пышными словами благодарности провожали хирурга. На этот раз к ним присоединилась молодая женщина в теплом платке, из-под которого выбивались пряди неприбранных волос. Она не говорила ни слова, слезы текли у нее по щекам, и она не вытирала их.
— Послезавтра заберете дочку домой, — сказала ей Ксения.
Женщина и тут ничего не ответила, глядя мутными от слез глазами и словно не видя ничего, как слепая.
Машина тронулась.
— Стойте! — вдруг сказала Ксения. (Лешка посмотрел на нее удивленно.) — Мы поедем кружным путем. Незачем теперь рисковать. Не горит! — Тон Ксении был категоричен.
Лешка обомлел: значит?.. Значит, она знала о махине! И шла на риск. Но она не знала, что махина — не махина, а просто безобидный пласт снега, крепко схваченный корнями.
Он посмотрел на Ксению искоса:
— Можем ехать прямо.
— Почему?
Он начал было, но она прервала его:
— Я все видела. Как ты карабкался вверх… — Она не заметила, что перешла на «ты». — Я поняла, что ты хотел посмотреть, чем это грозит. И что ты решил рискнуть. Но не могла остановить тебя. Я не могла задерживаться. И я одобряла то, что ты решился на риск.
Теперь Лешка должен был все рассказать. Рассказать, зачем он полз наверх и что увидел. Нет, он не шел на риск. Он убедился в безопасности дороги. Как должно водителю.
Когда они проезжали поворот, Лешка притормозил. Они вышли из машины и посмотрели туда, на вершину, где снежный пласт лежал уже не загадочной и грозной махиной, а просто как снежный пласт, удел которого по весне водой сбежать вниз.
В непогоду
1
Машина дала сигнал и ринулась на красный свет семафора. Сигналя, она круто повернула в переулок. Не успела остановиться, как обе дверцы распахнулись. На мостовую выпрыгнули врач и санитарка. Толпа на тротуаре раздалась. В ней прошелестело:
— «Скорая помощь»!
— Граждане, разойдитесь! Па-апрошу! — Милиционеры осаживали любопытных.
Приехавшие склонились над пострадавшими. Пока врач осматривал их, участковый тихо доложил, как было дело.
Молодой человек шел по краю тротуара, ведя за руку девочку лет трех. Неожиданно малышка вырвалась и оказалась на мостовой. Отец бросился за ребенком. Машина мчалась на него. И он прикрыл ребенка собой. Шофер затормозил, и машина не раздавила человека, но с силой отбросила его.
Вот они оба, ребенок и отец, лежат, распростертые на асфальте… Живы? Да, живы. Оба без сознания. У отца рассечена голова. Ребенок? Возможно, только сотрясение. Но для такой крошки… Да, случай тяжелый.
— Несите! — коротко приказал врач.
Санитарка и шофер осторожно вдвинули носилки в машину. Санитарка села сбоку носилок, врач — рядом с шофером. Машина развернулась и помчалась в обратном направлении.
Врач закурил и дал закурить шоферу. Они были ровесниками — обоим по тридцать.
— Как, Леонид Васильевич? — спросил шофер.
— Ребенок — ничего. С отцом хуже.
— Кости-то целы?
— Как будто. — Врач нервно затянулся и выбросил окурок в окно.
— Не докуриваешь, Леонид Васильевич?
— Да, все меньше отравы попадет в организм.
— Самообман, — сказал авторитетно шофер.
Они замолчали. Шофер крутил баранку, перекатывая языком сигарету. Он думал: почему так нервничает врач? В большом областном городе это не такой уж редкий случай. Жаль, конечно. Но за дежурство сколько несчастий навидаешься! Что это с Леонидом? Чего он сразу скис?
Шофер не решился расспрашивать врача. Они въехали во двор, над воротами которого помаргивала неоновая надпись: «Остерегайся машины!» Больных вынесли, они поступили в приемный покой больницы.
Леонид Васильевич зашел в детское отделение, куда была помещена девочка.
— Как ребенок, сбитый машиной в Цветном переулке? — спросил он у дежурной сестры.
— Девочка? Как будто ничего.
— Значит, с ней все в порядке? Я так и думал после первого осмотра.
— Не в порядке, не в порядке! Худо, Леонид Васильевич! — сказала врач, вошедшая в дежурку.
Расстроенный ее вид и этот той удивили Леонида Васильевича. Она казалась ему образцом выдержки. Да, он не умел так владеть собой.
— Что же худо, Полина Осиповна?
— Психическая травма. Это же маленькая девочка. Она кричит, все время кричит. Такое потрясение для крошечного ребенка!.. Это очень серьезно. — Полина Осиповна мыла под краном руки, тщательно и, видимо, машинально протирая пальцы, — Невозможно слушать, как она кричит. И зовет мать… Знаете, когда видишь перед собой беспомощное существо и не можешь помочь… — Она вдруг осеклась: — Простите, я напомнила вам…
— Ничего, — проговорил Леонид Васильевич, — это все равно не забывается — всегда здесь. — Он коснулся груди.
— Если бы найти мать! Это спасло бы… — сказала Полина Осиповна, — понимаете, тут наступила бы разрядка.
— Надо попытаться.
— Как? Мы ничего не знаем об этих людях. Уличное происшествие. Жертвы городского движения… Где искать концы?
— Попробуем, — сказал Леонид Васильевич и вышел. Он сам не знал, почему высказал свою муку в коротких словах, вдруг вырвавшихся у него.