#на_краю_Атлантики
Шрифт:
Но что Марина знала тогда? Что могла понимать? Она, женщина, избалованная мужским вниманием, обласканная нежным и доверчивым мужем, до тридцати семи лет не знавшая тягот материнства. Даже то, что она помогала когда-то Юле, ездила в больницу к Кате, прошла курсы приемных родителей, – что это дало ей? Она все равно оказалась не готова.
Дети с первого дня безумно хотели поверить ей и Виталию, но одновременно души их разрывались от невозможности веры. Раннее предательство запрограммировало их сознание на неуспех. Андрей и Аня знали: что бы они ни сделали, как бы себя ни вели, – все закончится одним. Их вернут в детский дом. И оба они, еще совсем маленькие, но уже
Они устраивали истерики по любому поводу. Стоило только Марине отказать им в чем-то – излишних сладостях, мультфильмах, – как они кричали и падали на пол, пиная ногами игрушки, диван, столы, стулья. Если она пыталась наказывать их за такое поведение, забирая игрушки, планшеты, то Андрей бросался на нее с кулаками, вырывал ей клоки волос, а Аня кидала в нее стулья. Синяки потом долго гудели от боли.
Каждое утро Андрей отказывался идти в детский сад, а Аня в школу, и они с Виталием волокли их до самой группы и класса. А затем каждый вечер Марина, свесив послушно голову вниз, выслушивала претензии воспитателей и учителя. Лишь изредка она теряла терпение, вспыхивала и осаживала педагогов. Так случалось не потому, что она считала их неправыми, нет. Она прекрасно знала, что человек не в силах справляться с тридцатью детьми одновременно, если хотя бы один из них такой же сложный и агрессивный, как Аня или Андрей. Но как же они не понимали, что она не могла повлиять на них за один день, у нее не было волшебной таблетки, в конце концов. Труд ее и Виталия был незаметным и каждодневным. А выслушивать намеки, что лучше бы она отдала детей, психически более-менее здоровых, в коррекционные заведения, Марина не собиралась.
Если бы Виталий был более строгим, если бы сразу стал авторитетом для детей, но ведь нет! Он был столь же мягким с детьми, как и с ней самой. Тогда только она поняла, что его слабость, которой она всегда пользовалась, пренебрегая мужем, теперь стала недостатком, которым будут пользоваться и их дети.
– Я зарежу тебя ножом, пока ты будешь спать, – говорил Андрей. – Тебя и папу.
– Я толкну тебя под автобус, – сообщал он в другой раз, – и он переедет тебя пополам.
– Я зарежу себя, а потом Аню.
И все это с такой злостью и ненавистью, как будто полчаса назад он не обнимал и не целовал ее, не называл мамочкой, как будто не помнил, что уже успел полюбить ее.
При этом каждую ночь Марина оставляла включенным свет в их комнате, потому что Аня и Андрей боялись спать в темноте. Они боялись, что проснутся утром, но уже в детском доме. И маленькая лампа в виде совы всю ночь освещала комнатку и спящих на выдвижной кровати детей, их добрые и казавшиеся испуганными лица. И желтое неровное пятно чуть дрожало над ними, расплываясь грозным ореолом в темноте, словно пытаясь укрыть их от всего, что было вне комнаты, вне квартиры.
Именно в этот непростой период, когда Алина бесконечно ссорилась с мужем, а Юля переехала в Германию, Марина, к своему удивлению, сблизилась с Женей. Сблизилась с той, кого она считала ненастоящей подругой, догматичной, упрямой, твердолобой, не умеющей прощать тогда, когда только прощать и нужно. Кто знает, быть может, их сближение стало возможным, потому что к тому моменту Женя во многом изменилась: отдала своих троих сыновей в детский сад и оставила мечты о десятке детей, устроилась на работу и стала чаще прислушиваться к мнению других людей.
К тому же она знала все о трудностях воспитания детей с органическими поражениями мозга, гиперактивностью, неразвитыми лобными долями. Когда они встречались, Женя наблюдала за Андреем и Аней и не осуждала Марину за их поведение, далекое от прилежного. Именно эта ее нейтральная оценка действовала на Марину успокаивающе, потому что она так разнилась с мнениями других людей, то и дело бросающих осудительные взгляды на нее, а порой и открыто упрекающих ее в том, что она избаловала детей. Такие родители или бабушки демонстративно уводили детей с площадки со словами: «Пойдем, не будем играть там, где этот мальчик». Все это слышать и видеть было невыносимо, но еще невыносимее было то, что она не могла оправдываться перед каждым встречным, который, не зная ситуации, спешил наступить ей на больную мозоль и высказать свое бесценное мнение.
Как-то женщины нашли время, чтобы встретиться и погулять в парке вместе с детьми. Пока те резвились на детской площадке, а Аня качалась на большой круглой сетчатой качели, две подруги разговаривали.
– Только теперь я поняла, что материнство – это героический поступок. У меня совершенно нет времени на себя! А ведь мои дети довольно взрослые. Совершенно никакой личной жизни. Либо работа, либо дети.
– Жалеешь, что ввязалась во все это?
– Нет! Все одно: с детьми горе, а без них вдвое, – сказала Марина. А потом, спустя паузу, добавила, словно решилась признаться наконец в давних своих соображениях, которые все время жили в ней и не отпускали ее: – Я так восхищаюсь тобой, Женя.
– Да что ты! Все когда-нибудь становятся родителями, – ответила Женя, краснея от смущения. Было странно слышать комплименты от человека, с которым они раньше часто ссорились. Она еще не могла забыть той взаимной неприязни, что была между ними когда-то.
– Меня никто не предупреждал, что приемные дети – это настолько сложно, – продолжала Марина. – Все-таки не зря я мечтала о грудном ребенке. Его хотя бы можно воспитать под себя. Дитятко что тесто: как замесил, так и выросло. А с моими уже поздно все.
– Ты правда думаешь, что все проблемы из-за того, что твои дети приемные? – не выдержала и рассмеялась Женя. Марина с некоторым удивлением посмотрела на нее. – Это неправда! Я тебе говорю: у тебя обычные дети. Ну, немного хуже ведут себя, чем другие. Они, скорее всего, тоже чуть гиперактивные, как и мои мальчики, вот и все. Ты считаешь, мои никогда не валились на пол, не устраивали истерики без повода? Не ломали технику, мебель, не крушили все подряд? Не калечили меня, не били по лицу? Не говорили, что ненавидят меня? Ты правда так думаешь?
– Я никогда этого не видела, – сказала Марина, которая не могла так просто поверить Жене. Ей казалось, что та придумала это теперь, сильно преувеличивая недостатки своих сыновей, чтобы обнадежить ее, помочь ей нести свою нелегкую ношу. – Не верю я, чтобы твои мальчики так себя вели. Да, они немного сумасшедшие, конечно, но…
– А я тебе говорю, – возразила Женя с жаром, – что они это делают до сих пор. Младший чуть лучше себя ведет, у него легкие роды были, гипоксии не было. А старшие – это что-то с чем-то! Послушай, Марина, ты все время пытаешься сосредоточиться на том, что они у тебя приемные и оттого плохие. Но это не так. Со своими детьми можно так же мучиться. И даже больше. Ведь есть более тяжкие дети.