#на_краю_Атлантики
Шрифт:
– Детки деткам рознь. Как же Алина, как же Юля? – вздохнула Марина, немного с завистью вспоминая подруг. – У них такие спокойные дети, и я не видела ни разу, чтобы их приходилось наказывать.
– Да у них были нормальные роды, вот и все, – сказала Женя, которая тоже немного завидовала подругам. – Но у каждого свои проблемы, – тут же заметила она, словно боясь притянуть к себе несчастья подруг. По крайней мере, у них с Мариной был счастливый брак, а дети были в целом более здоровы, чем Катя. Ни за что на свете она не променяла бы непослушание детей на болезнь.
– Да… Больному и мед не вкусен, а здоровый и камень ест.
Так они поддерживали друг друга и тянулись друг к другу, потому что имели похожие трудности. Женя уже не узнавала в Марине
– Ты, главное, думай о семье, – сказала как можно деликатнее Женя, – и не обращай внимания на других мужчин – они будут отнимать твою энергию, которая тебе нужна для воспитания детей.
Марина вспыхнула. Она всегда что-то подобное ждала от Жени, та никогда не следила за словами, но в этот раз она сказала все не столь грубо, как раньше, поэтому, поколебавшись, она все-таки подавила в себе обиду.
– Какие мужчины? Вот мои мужчины: Виталий и Андрей, – да девочка Аня, мои драгоценные. Изба детьми весела. А вообще, кто старое помянет – тому глаз вон. Нет, друг мой, это пройденный этап. У меня не то что интереса к мужчинам больше нет, у меня и к Виталию интерес почти пропал. Если раньше он меня почти не удовлетворял и мне самой приходилось соблазнять его, то теперь я не вспоминаю о супружеском долге. Просто не вспоминаю, и все. Мне кажется, мозг настолько перестроился, что вся энергия, весь смысл моего пребывания на земле – совсем в другом. Да и усталость, ведь после всех этих ссор с детьми, выяснений, криков – просто хочется лечь и лежать и ничего не нужно, хочется тишины и покоя, и все. Воспитать ребенка – не выпустить цыпленка… Я сама этого в себе не понимаю и удивляюсь, ведь раньше казалось, что сексуальная жизнь – это что-то настолько неотъемлемое, что это такая огромная часть меня и что я никогда без этого не смогу, я как будто вся была соткана из секса… проклятая физиология, сколько раз я задавалась вопросом, зачем человек – почти что животное? Зачем он не исключительно духовное существо, зачем в мысли вклиниваются какие-то нелепые фантазии, не дают работать, спать по ночам, зачем ждешь этих горячих бессмысленных прикосновений, жгучих ласк, грязных слов? В чем тут подвиг, в чем порыв, в чем сила воли? А теперь это больше меня не волнует, и я так рада этому новому состоянию – хотя оно поначалу казалось ущербным и сейчас иногда таким кажется, будто я обделена из-за детей… А все-таки я, наверное, начала понимать других людей лучше, поняла Виталика, тебя, Юлю – всех вас.
Она не заметила, что Женя уже мысленно проклинала себя за вопрос – так ее смутили откровения подруги. Она поджала тонкие губы, надеясь, что та поймет ее недовольство. Но Марина не поняла, и Женя все-таки выслушала ее, радуясь только тому, что подруга наконец перестала грешить и теперь им легче будет находить общий язык.
Так Женя поддерживала Марину – возможно, не совсем бескорыстно, возможно, получая удовлетворение оттого, что не одной ей было сложно. Тогда она еще не предполагала, что очень скоро поддержка понадобится ей самой. Во всем непогрешимая и возвышенная, как и ее муж-ученый, терпеливая и стойкая, никогда ни на что не жалующаяся, привыкшая во всем себе отказывать и уверенная в собственной силе духа, она должна была постигнуть, как это бывает порой больно упасть с небес на землю, почувствовать себя частью толпы, одной из смертных. И как эта пресловутая сила духа порой оборачивается против тебя самого.
Началась пандемия, закрылись школы и сады, дети перешли на онлайн-обучение, а родители – на удаленную работу. Марина и Виталий должны были работать и при этом воспитывать Аню и Андрея. Та же нелегкая участь ждала Эдуарда и Женю. Они оказались совершенно не готовы к такому злосчастному повороту событий и не знали, как все это совместить и сохранить здравость ума. Дети боялись Марину, но между тем все равно подходили к ней во время работы и всячески мешали ей – дергали за рукава, стонали, жаловались, что им скучно, требовали планшеты, она пыталась прогнать их, но они не выходили – или убегали только для того, чтобы через пять минут снова вбежать в комнату и мешать ей. Марина часто срывалась на детей и на Виталия, порой кричала так, что голос потом долго хрипел. Однажды она подслушала, как на маленькой старой кухне Андрей говорил Ане взволнованным и испуганным голосом:
– Не говори только маме, что я рассыпал здесь соль, я сейчас все уберу. Я боюсь маму.
Эти слова ошпарили Марину, и чувство ненависти к себе начало подниматься внутри нее. Вместе с тем она ощутила всю тошнотворность своего сжатого в тиски быта, когда она разрывалась между работой, готовкой, стиркой, уборкой и детьми. Как она жаждала просто любить своих детей и отдавать им все свое время, делать уроки вместе с ними, воспитывать их, потому что они и были смысл ее биения сердца. И как это каждый день не выходило, не сбывалось! Она разрывалась на части от задач.
Маленький тоненький мальчик, так и не набравший достаточный вес за два года, он боялся ее, бесился, все крушил, изводил ее… но при этом боялся. Как же она могла довести своих детей до такого? Слезы навернулись на глаза от жалости и к ним, и к себе за свою беспомощность. Неужели она была совершенно несостоятельна как мать?
В этот самый момент, когда она не знала, что делать, куда идти, как поступить, зазвонил телефон. То была Женя. Голос ее звучал как-то странно: отстраненно и при этом чуть лукаво, словно она звонила не по своей воле, а ее принудили позвонить ей.
– Марина, я… мне нужно… понимаешь, в чем дело… Эдуард съехал от нас.
– Что?
– Он собрал все вещи и уехал в другую квартиру, которую снял для себя. Боже мой, хоть бы кто-нибудь смог приехать ко мне! Как же это несправедливо, я схожу с ума одна с детьми, а из-за вируса ты не можешь даже приехать ко мне. Что это за проклятая жизнь, люди умирают, семья рушится… И все это нужно перенести в одиночку… Как не сойти с ума в таком положении?
– Стой, Женя, как это возможно? – Марина не могла поверить, ей казалось, что она спит и видит фантастический сон. Кто угодно мог развестись: она, Алина, Юля, – но только не Женя и Эдуард. Это были последние люди на земле, от кого она ждала развода. – О чем ты? Почему он съехал? Как он мог съехать? Разве он способен на такую подлость? – Но Женя молчала, и оттого Марина продолжила говорить: – Семья сильна, когда над ней крыша одна. Да ты не молчи, скажи, в чем дело? Мальчики довели его? Он не может работать из-за них? Для этого он съехал? Для тишины?
– Да нет же! Я сама его выгнала! – Женя злилась на нее так, будто это была именно Маринина вина, что она не могла угадать смысла случившегося.
– Как выгнала? Но почему? Как ты могла выгнать этого тихого, спокойного человека? Да что он сделал, в конце-то концов?
– О, он сделал, он такое сделал! Мы все это время не знали его, не знали его истинную личину. А вот заточение вывело его на чистую воду. Он для меня не человек больше.
– Но как же он уехал? Ты сказала ему «уезжай!» – и он уехал? Не уговаривал тебя, не сказал, что останется, несмотря на твой приказ?
– Да нет же! Конечно, он не хотел уезжать, стоял на своем, сказал, что я не смогу ничего сделать, что он такой же хозяин в квартире, как и я, а нас не бросит… О, это было ужасно, мы так ссорились и кричали, дети забились в комнате и плакали. Я упала без сил, он затих. Эдик решил, что я смирилась и прощу его, но я так не могу. Один день мы молчали, он пытался мне что-то говорить, а я не отвечала, как будто его нет для меня больше. И тогда я сказала ему, что вызову полицию, если он не подчинится. И он съехал. В тот же день.