На крестины в Палестины
Шрифт:
Погруженный в свои мысли, я немного утратил бдительность, поэтому не заметил, как шум на городских улицах приблизился вплотную к нашему постоялому двору. Аборигены снаружи визжали как резаные, улюлюкали и распевали похабные частушки. Трактирщик, напуганный их воплями, бросился запирать входную дверь, но сделать этого не успел. От мощного удара снаружи ее сорвало с петель и закинуло едва ли не к противоположной стене. Я оскалился, приготовившись к схватке, и коротко гавкнул, призывая моих коллег поторопиться.
А следом за дверью, познавшей радость полета, в трактир ворвались штук двадцать аборигенов
Примерно половина ворвавшихся в трактир оборванцев, вооруженных к тому же всяческим холодным оружием, начиная от столового ножа и кончая огромной, зазубренной алебардой, сметя хозяина заведения, помчалась на кухню, а вторая часть бандитов бросилась прямо в мои объятия. Я, конечно, пес опытный и в боях закаленный, но каждый дурак знает, что против лома нет приема. У напавших на меня оборванцев ломов, правда, не было, но зато была алебарда и прочая гадость. Да к тому же они меня в десять раз по численности превосходили. Трезво оценив ситуацию, я рыкнул на аборигенов и, изобразив попытку прыжка, заставил их отшатнуться. Оборванцы на секунду замешкались, решая, как побыстрее со мной разделаться, но мне этого хватило для того, чтобы отойти на несколько ступенек наверх. А тут и мои менты подоспели.
– Это что тут за козел на моего пса оружием машет? Убью, блин, гада! – завопил Сеня и, перепрыгнув через меня, бросился в атаку.
Позади, на лестнице, тут же раздались грузные жомовские шаги, и я, прекрасно зная, сколько еще народа побежит следом, чтобы не быть затоптанным, вынужден был рвануться вперед и с ходу врубиться грудью в толпу аборигенов. На глаза мне попалась чья-то грязная рука с кривым ножом. Я брезгливо поморщился, а затем вцепился в эту конечность клыками. Абориген заорал, выпустил нож и свалился на пол, каким-то странным способом пытаясь отпихнуть меня ногами в сторону. Честное слово, большего идиота в преступном мире я еще не встречал! Если ногами собирался от меня отбиваться, то нечего падать было. Ну а раз уж упал, лежи, не шурши. Мне ведь недолго руку отпустить и в горло вцепиться.
Сеня мой тоже времени даром не терял. Перепрыгнув через меня, он резиновой дубинкой вколотил алебарду в пол так, что наружу от нее только древко торчать осталось. Не теряя темпа, Рабинович огрел «демократизатором» по давно не мытой башке еще одного оборванца и приготовился наставить шишек третьему, но сделать это не успел. Все до единого аборигены, даже те, кто уже на кухню пробрался, бухнулись на колени, повернувшись лицом к лестнице, по которой торопливо, но неуклюже спускался Попов. Не обращая никакого внимания ни на моего хозяина, ни на Ванюшу, аборигены троекратно прокричали «гип-гип-ура!», а затем один из них подполз на коленях к застывшему в оцепенении на нижних ступеньках лестницы Попову.
– Простите, ваша светлость, не губите! – отрывисто завопил он, а остальные бандиты дублировали каждое слово. – Мы же не знали, что вы уже здесь.
– Кто здесь? – оторопел Андрюша. Да, собственно говоря, не он один. Ваня с Рабиновичем так и застыли, как манекены в витрине исторического магазина, да и я от неожиданности покусанную руку из зубов выпустил.
– Вы здесь. И ваши друзья здесь! – дрожащим от страха голосом пояснил абориген. – Клянусь здоровьем моей жены, пять лет назад умершей, мы просто даже представить не могли, что вы в этом трактире окажетесь. Прошу вас…
Но узнать, что именно оборванец просит, мы так и не смогли. По лестнице, ведущей со двора внутрь трактира, раздались тяжелые шаги, а затем удивительно знакомый голос поинтересовался, что здесь происходит и какого хрена «эта шваль» посреди неразграбленного трактира на коленях сидит. Аборигены удивленно обернулись в направлении говорившего, да и мы оторопело смотрели на осиротевший дверной проем, поскольку оттуда вышел не кто иной, как Андрюша Попов собственной персоной. А следом за ним показались и остальные: Жомов, Рабинович и я.
Бр-рр, зрелище было дикое! Мы хоть и знали о существовании двойников и готовились к встрече с ними, но все равно холодок по коже пробежал, когда я без помощи зеркала смог увидеть свою собственную и в то же время абсолютно чужую морду и найти пять отличий. Менты тоже удивленно смотрели на свои копии, и я был уверен, что и они мысленно сравнивают себя со своими дубликатами. А выглядели наши двойники точно так, как их описывали аборигены. Попов-2 действительно был немного выше оригинала и значительно стройнее его. У Сени-дубля висело неприлично большое для его худобы брюхо, отчего копия моего хозяина казалась оплодотворенной самкой, а не доблестным сотрудником милиции. А копия Жомова была украшена устрашающего вида шрамом, проходившим наискосок через весь лоб, и вообще выглядел он настоящим дебилом… Ну, хоть в этом с Ваней они были похожи. Правда, нашему омоновцу, для того чтобы приобрести такое же, как у дубликата, выражение лица, потребовалось бы выпить не меньше литра водки, но это ни о чем не говорит. Может быть, Иван-второй всю жизнь во хмелю проводит?!
– Оба-на, блин, в натуре, чисто конкретно типа похожи, – просямкал дубликат Жомова, поочередно тыча пальцем в каждого из ментов. – Е-мое, они такие прикольные, а я еще не верил, когда нам говорил Н…
Не дав ему досказать фразу, Андрюша-2 с силой пнул второго омоновца по щиколотке. Тот взвыл и запрыгал на одной ноге. Я с удивлением смотрел за этими скачками и даже не заметил, что кое-кого эта сцена взволновала даже больше, чем меня.
– Поп, ты что, офонарел?! – возмутился Жомов-первый, толкая Попова-первого в плечо. – Какого хрена твой урод моего мочит?
– Во-во, – горестно согласился с ним омоновец-дубль, враз переставая скулить. – Ты, в натуре, мне как братан. Вот и скажи этой свинье, чтобы не смела меня по каждому пустяку дубасить.
– Ты вообще заткнись, шифоньер самоходный! – рявкнул на него Попов-второй и показал Жомову-первому кулак. – А ты попробуй только рыпнись. Вмиг забудешь о том, чем наследников делают.
– Че-го-о?! – завопил мой омоновец и рванулся на «не нашего» Андрюшу с кулаками. Мой Сеня встал у него на пути.