На кругах времен (Сборник)
Шрифт:
— То есть?
— Ну, в другом времени. Мы ведь отправляемся в одну точку времени. Все видим одинаково, а друг друга не видим?
Тут уж я не мог упустить возможность поддеть Цига за все его прежние насмешки.
— Да, — сказал я, — сложно. А может быть, не все обезьяны были знакомы?
— Что? — воззрился на меня Циг.
— Чудак-человек, мы же видим только то, что есть в памяти. В моей нет тебя, в твоей нет меня. Как же можно увидеть то, чего нет? А себя ты видишь? Конечно, нет. Нас ведь не может быть в собственной памяти дальше тридцати лет назад. Так что путешествовать мы можем спокойно, как в шапке-невидимке.
Шкала локации была готова, и Циг предложил провести серию контрольных
На этот paз мы собирались проверить аппарат на крайних точках: сначала влезть в шкуру праобезьяны, а потом возвратиться в свой собственный вчерашний день. Сравнение впечатлений от путешествия во вчера с тем, что мы помним сами, должно было показать степень точности наших впечатлений от путешествия в другую крайнюю точку.
Циг медленно вращал верньер. Как обычно, стены расплылись, и с каждым поворотом верньера колышущаяся масса тумана подступала все ближе к нам. Я следил за руками Цига. Стрелка подошла к 1473 году минус времени и остановилась. Циг продолжал вращать верньер, но стрелка не двигалась. Я приподнялся, чтобы взглянуть поближе, и вдруг окружающий нас туман вспыхнул ослепительным светом, идущим отовсюду. Когда через мгновение я открыл глаза я увидел вокруг себя высокие заросли. Я был зажат между двумя стволами так, что побаливало плечо. Это на минуту отвлекло мое внимание от того, что происходящее со мной — невозможно. Я не могу быть зажат между деревьями, я вообще не могу чувствовать боли, тепла, холода — потому что меня здесь нет. Для этого мира я фантом. Сквозь меня можно проехать, пройти, потому что я не только не видим, но и не осязаем в этом мире, в котором меня нет.
Все это мгновенно пронеслось у меня в голове и испарялось. Я увидел себя, свои руки, тщетно пытающиеся вытащить из ловушки своего владельца. Я увидел свое тело, которое в действительности должно было находиться на невероятно далеком временном расстоянии от меня. А через секунду стоявший в двух шагах куст шевельнулся и из-за него вышел… Циг! Мы с ужасом воззрились друг на друга. Потом он помог мне выкарабкаться, и мы уселись на траве, не в силах заговорить- происшедшее было ужасно, и оба мы это понимали.
Циг заговорил первым:
— Послушай, Рете, мы, конечно, придумаем, как выбраться…
— Не нужно, Циг. Конечно, придумаем. Но прежде, чем придумывать, нужно понять, что произошло.
— Произошло то, что не могло произойти. Во всяком случае, это настолько невероятно, что даже сама возможность не приходила мне в голову. Мы материализовались в собственной памяти.
— Почему?
— Это мы узнаем, когда вернемся.
— А когда это случится?
— Вот этого не знаю…
— Хорошо, тогда давай решим, что делать сейчас…
Мы находились в неизвестном месте. Следовало узнать — где. Мы не знали, на каком языке объясняются туземцы, и даже если б знали, это бы нам не помогло, мало знать название языка, надо знать язык. По нашему отсчету, мы находимся в 1473 году минус времени. Какой это год по местному отсчету? На какой стадии находится общество? Ни Циг, ни я — не историки. Ошибка в 200 лет может быть качественной. Мы одеты так, как одеваются в нашем времени. Здесь же это может показаться странным, неприличным, ужасным.
Мы не знаем, когда сможем послать сигнал о помощи и как послать.
Когда мы детально обсудили наше положение, у меня уже окрепла мысль, которую я вначале отверг. Выхода у нас не было. Так я и сказал Цигу.
— Нам придется нарушить второй и третий законы психоохраны.
— Какие законы? — удивился Циг. Конечно, Циг не мог знать этих законов, потому что нарушить их мог только психопластик.
— Я сниму у себя психоограничение гапноза, которым запрещено пользоваться в нашем времени, и расторможу у нас обоих телепатические центры, что запрещается третьим
— Это выход. Мы сможем узнать все, что нам нужно, не зная языка. И в случае опасности-гипноз. Но почему ты называешь это нарушением? Законы ведь запрещают использование телепатии и гипноза в нашем времени, а не в любом?
Я не стал объяснять Цигу, что это этические законы.
Времени было мало, и, попросив Цига помолчать, я концентрированным усилием воли нейтрализовал психоограничение гипноза и растормозил телепатический центр у себя. Через минуту я проделал то же самое с Цигом, предварительно усыпив его на мгновение, так что он даже не заметил. Теперь мы могли разговаривать друг с другом, не привлекая внимания. И тем же способом говорить с любым человеком ему и в голову не придет что-либо заподозрить.
— Ну что ж, не станем терять времени. Через несколько сотен шагов мы выбрались на свободное .место. Неровная, лишенная деревьев и больших камней полоса рассекла заросли. Мы зашагали налево, — нам было безразлично, в какую сторону идти. В обоих вариантах выбор являлся случайным.
Солнце клонилось к вечеру. Мы уже начали уставать, хотя Циг в Академии Времени был вторым по семиборью, а я совсем недавно прошел циклическую тренировку на Кулоне, в условиях повышенного тяготения.
И тут позади послышался приближающийся шум. Из-за поворота выбежала пара животных, таща за собой громоздкое сооружение на колесах, страшно грохотавших на неровностях дороги. Таких животных мы знали, — в предыдущие поездки в память мы узнали, что в определенный период человеческой истории они использовались для перевозки людей и различных грузов.
Карета (так называется это средство передвижения) проскочила мимо нас и, проехав несколько десятков шагов, остановилась. Человек, управлявший движением, соскочил и замахал руками, что-то крича.
— По-моему, нас зовут, — сказал я Цигу.
— Ну, держись, — шепнул Циг, — первая проверка…
Увидев, что мы идем, человек наклонился, и что-то сказал кому-то сидевшему внутри и снова уселся на возвышении в передней части кареты. Когда мы подошли, дверца кареты распахнулась, и грузный человек в странной одежде что-то громко оказал. Я перехватил его мысль и послал общую телепатему: «Мы люди. Идем вперед». Он разглядывал нас, переводя взгляд с меня на Цига. На нас хлынул целый поток обрывочных мыслей, большинства которых мы не поняли, не зная многих понятий. Но главное я уловил и послал приказ: «Не удивляйся». Его лицо разгладилось, тень подозрения исчезла. Он спросил, и я, расшифровав вопрос: «Кто вы?»,-послал ответ: «Такие же, как ты». На лице его появилось изумление, а в голове забушевал целый рой мыслей, забивающих друг друга. «Где же ваши одежды?» — перехватил я новый вопрос и послал приказ: «Подумай. Выбери самое вероятное объяснение».
Я схватывал каждый его вопрос раньше, чем он успевал открыть рот, и стоило труда не ответить сразу, а дождаться, пока он произнесет несколько ничего не значащих для нас звуков.
Получив мой приказ, он быстро нашел объяснение: «У вас отняли…?» Кто отнял — я, не понял, не найдя аналога примененному им понятию. Но поскольку это объяснение с его точки зрения было правдоподобным, я ответил: «Да».
Но мы с Цигом оба чувствовали, что у него в мозгу копошится подозрение, причина которого нам не была ясна. «Они говорят, что они такие же, как и я… Одежды у них отняли… Это возможно — на дорогах опять неспокойно… Опять эти… Но не могли же у них отнять…?» И я увидел возникшие у него в мозгу склоненные головы людей, одетых, как и он, в длинные коричневые одеяния. И у всех у них, старых и молодых, на макушке не было волос. И слово, которое он произнес, мы поняли сразу. И тут же я услышал мысленный приказ Цига: «У нас тоже есть тонзуры!»-Я подхватил: