На крыльях победы
Шрифт:
Погода стояла пасмурная, что часто мешало нашей работе. В один из таких дней, когда над землей висела низкая густая облачность, мы — четверка истребителей — кружили над Ковелем. Перед нами была поставлена задача не подпустить к городу «юнкерсы», которые, по сообщению разведки, должны были подбросить осажденным парашютный десант и боеприпасы.
Делая очередной круг над городом, мы сквозь облачность заметили четверку «фоккеров», идущих ниже. С ходу пошли в атаку, но тут же нас атаковала другая четверка фашистов, появившихся сзади. Начался бой. Вот я поймал в прицел «фоккера» и нажал на гашетки. Фашистский самолет задымил,
Это вам за отца!
Митрофанов послал длинную очередь из пушки и пулеметов в один из вражеских самолетов. Тот резко пошел вниз, но без дыма и огня.
— Добить подранка! — крикнул я Саше. Мы падаем вслед за фашистом. За ним гонится и Бродинский. Почти одновременно от наших машин протянулись цветные трассы к «фоккеру». Он клюнул носом, вошел в крутой штопор и врезался в землю, окутавшись облаком дыма и пыли, в средине которого блеснули языки пламени. Но мы уже не обращали на него внимания. Надо быть начеку. Фашисты попытаются отомстить за свои потери.
Мы не ошиблись. Из облаков вырвались «фоккеры». Мы решили завязать бой, но фашисты не приняли его, отвернули и снова скрылись в облаках. Шесть машин против четырех — и не решились драться! Вот вам и хваленые фашистские асы, «герои» Герники и Ковентри!
— Ребята, смотрите в оба! Фрицы что-то готовят! — предупредил нас Митрофанов.
Однако на этот раз гитлеровцы оказались туговаты на выдумку. Они однообразно несколько раз бросались в атаку, пытаясь застать нас врасплох, но, видя нашу готовность к бою, вновь и вновь прятались в облаках.
— Хватит в прятки играть! — сказал Митрофанов. — Идем сами искать фрицев!
Мы парами вышли из облаков с западной окраины Ковеля и увидели, как из «Юнкерса-52» на парашютах сбрасывают какой-то груз. Парашютные купола открывались сразу же после отделения от самолета и расцветали, как ромашки в поле. Некоторые уже были у земли.
Я ринулся на транспортник. Скорость у меня огромная. Я весь как бы сросся с самолетом. Взгляд прикован к прицелу. Вот вражеский самолет пойман в перекрестие. Сейчас я его прошью. Нажал на кнопки спуска, но не почувствовал обычной ответной дрожи. Пушка, пулеметы молчали. «Отказали», — подумал я и закричал:
— Саша! Бей!
Мне ничего не оставалось делать, как повторить заход и тем временем перезарядить пулеметы и пушку. По радио сообщаю Митрофанову о фашистах. Немецкий летчик завидев нас, лезет в облака, перестав сбрасывать груз. Я опять близко около «Ю-52» и снова нажимаю на кнопки. Оружие молчит. Что за черт! Пытаюсь выстрелить при помощи механического спуска ногой — и опять тот же результат. Саша идет за мной и тоже не открывает огня. Вот так номер — у обоих отказало оружие!
«Юнкерс» так близко, что я вижу летчика. Проходя мимо и чуть выше «юнкерса», я покачал крыльями. Гитлеровец с испугом повернул ко мне лицо и я, кипя злобой, погрозил ему кулаком. В это время я находился над территорией, занятой немцами. Мы разошлись...
Приземлившись, я и Саша, позвав механика, сразу же вскрыли капоты и стали выяснять, почему отказало оружие. В обоих случаях оказались задержки: дефекты в механизмах. Это спасло фашистский самолет с грузом. Ну, а если бы на нас навалились вражеские истребители? Как бы и чем мы отбивались? Или пришлось бы позорно бежать? Мы не отходили от своих самолетов, пока неисправности не были удалены.
На другой день наша четверка снова поднялась в воздух. Вскоре мы встретились с четырьмя «фоккерами», которыми управляли, очевидно, опытные летчики. Они сразу же завязали бой. Он был скоротечным, но очень напряженным. Я, увлекшись погоней за одним фрицем, чуть сам не стал жертвой: ко мне пристроился немец и уже готов был открыть огонь, но это заметил Саша и, сбив гитлеровца, спас меня.
Обозленный своим промахом, я насел на очередного «фоккера». Пылая, как смоляной факел, он рухнул на землю. Пусть земля советская не будет тебе пухом!
На аэродром мы возвращались на изрядно потрепанных машинах, с последними каплями горючего в баках.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал нам командир полка.
Самолеты машинами оттаскиваются от стоянки. Я осматриваю свой «як». У него разбито хвостовое оперение и перебита верхняя часть фюзеляжа. У Сашиного самолета тоже есть повреждения — две пробоины в руле поворота.
Но это мелочь по сравнению с тем, что из полета не вернулись Дима Митрофанов и Витя Бродинский. «Не вернулся из полета»! Как часто нам приходилось слышать эти слова, за сухой лаконичностью которых скрывалась судьба наших товарищей! Война, война! Сколько жизней отобрала она!.. Как всегда, надеемся на благополучное возвращение друзей, а утром — новая горестная весть: вылетавший на разведку Лобастов тоже не вернулся.
В эскадрилье нарастала тревога. Молодые, необстрелянные лётчики совсем приуныли. А тут еще каждую ночь яростные бомбежки немцев. Нет ни сна, ни покоя. Не надеясь на точность бомбометания, гитлеровцы перешли, так сказать, к психическим атакам: появлялся один самолет и, отбомбившись, уходил; за ним прилетал второй, потом третий, и так всю ночь до рассвета. Мы размещались на четвертом этаже дома, что стоял около церкви. А она была прекрасным ориентиром для немцев.
Первые дни, когда начинали бить зенитки, мы сбегали в подвал и на рассвете прямо оттуда уезжали на аэродром. Невыспавшиеся, мы были плохими истребителями. Летали вяло, были менее внимательны. Дошло до того, что начали спать в кабинах, на плоскостях, а это, помимо всего, при сырой и холодной мартовской погоде повлекло за собой заболевания...
...Неожиданная радость! Вернулся пешком, с парашютом на плечах, Лобастов, а следом за ним на своем самолете приземлился Витя Бродинский. Наши товарищи, о которых мы так беспокоились, снова с нами. Мы передавали их из объятий в объятия, расспрашивали, что с ними приключилось.
Витя Бродинский рассказал нам, что во время боя был подбит самолет Митрофанова и Дима спрыгнул на парашюте. Что с ним — Бродинский не знал. Сам он тоже был вынужден сесть на другом аэродроме из-за повреждения мотора.
Возвращение товарищей приподняло наше настроение. Однако проклятые зенитки по-прежнему изводили нас. Кажется, на пятнадцатые сутки я с группой товарищей ушел не в подвал, а на холм, что был метрах в пятистах от нашего дома. Едва мы тут устроились, как появился вражеский самолет и сбросил на парашюте осветительную ракету. Ее ослепительный свет в дополнение к полной луне хорошо помогал фашисту. Наши мелкокалиберные зенитки захлебывались в залпах, но сбить ракету было трудно. Тем временем гитлеровец сбросил первую бомбу. Она с нарастающим воем и свистом приближалась к земле.