На крыше мира
Шрифт:
– Верно, главное, чтобы в эту силу поверили все остальные. Если с нами будет сам Бог, то фюреру покорятся все народы.
– Теперь понимаю замысел рейхсфюрера. Он дальновидный политик.
– Гитлер одобрил его план и нашу экспедицию. На нас возложена великая миссия, которая останется в истории.
– И, как я понимаю, – иронически сказал Бруно Бегер, – нас впереди ожидает большой труд.
– И великий. Не каждый день приходится доказывать, что Бог существует, – заметил Шеффер.
– Все, кто это доказывал,
– Мы будем делать свою работу, как и всегда. Биологи будут исследовать животных, географы – карты, геологи – минералы, геофизики – землю, а антропологи и этнографы, как ты, будут изучать коренных тибетцев.
– А кинооператор, который нас от самого Берлина снимает?
– Он, между прочим, из нашего института Анен Эрбэ. Пусть его камера незаметно шумит, он привезёт доказательства, снятые на плёнку. Гиммлер может ничего не понимать в антропологии и геофизике, но посмотреть, увидеть нашу работу захочет.
– Ясно. Я заметил возню геофизиков ещё на горе Канченджанги, когда они устанавливали там какие-то передатчики сейсмоактивности. Зачем фюреру или рейхсфюреру знать о сотрясении земной коры в Тибете?
– Это их работа, геофизиков. Оставим их. Лучше поговорим о твоей работе.
– Я уже понял, что мне предстоит измерять самое отсталое население, тех чудаковатых богов, в их красных облачениях. И кому только такая дурацкая идея пришла в голову?
– Мне, мой друг, мне. Ты удивлён?
– Ничуть. Заставить своего лучшего друга тащиться чёрт знает куда…
– На крышу Мира, – поправил его Шиффер, улыбаясь.
– Да, на эту чёртову крышу Мира, чтобы изучать каких-то желтокожих, полуграмотных мужиков. Спасибо, что твой быстрый и изворотливый разум не привёл меня в Африку, к чёрным.
– Ты не прав. Во-первых, ты учёный, и тебе должно быть интересно изучение жизни и быта тибетцев.
– А во-вторых? – с иронией спросил Бегер, всё еще ожидая ответа.
– Во-вторых, и в главных, тебе предстоит самая трудная задача нашей миссии.
У Бегера поднялись брови от удивления.
– Тебе предстоит, – продолжил Шеффер, после короткой паузы, в течение которой, друг проникся важностью задачи, – не просто исследовать строение черепов этих тибетцев, но и доказать, что наша раса имеет общие корни с древней господской расой.
– Поясни, – заинтересованно сказал Бегер. Похоже, что слова его товарища разожгли в нём некоторые мысли.
– Нам, Германии, Гиммлеру необходимо обоснование расовой теории господ и рабов. Мы должны здесь, в Тибете найти наследие древней расы господ.
– Германских арийцев?
– Верно. Тебе предстоит доказать, что германская цивилизация является более древней, чем египетская цивилизация.
– Ого! И ты считаешь, что в Тибете я должен найти следы древних господ арийцев? Да тут не только арийцев, тут даже цивилизацией не пахнет. Эти темные коротышки всю жизнь прятались в горах, не высовываясь. Какая могущественная цивилизация, какая раса господ? Им бы дожить незаметно, спрятавшись за этими камнями, – возмущенно сказал Бегер.
– Найти или доказать, неважно. Все нации мира должны поверить, что мы, немцы, имеем происхождение от древних богов.
– Сверхлюдей?
– Пусть будет так, сверхлюдей.
– А если кто-то не поверит в наши исследования?
– Поверят, а кто будет сопротивляться, воюя против нас, – мы сотрём их с лица земли.
– Принесём в жертву богу?
– Отличная идея. Люди суеверны.
– И кого же Гиммлер готов принести в жертву? – спросил Бегер.
– Почём я знаю: африканцы, арабы, евреи, или цыгане, какая разница.
– И ты считаешь, что другие нации: французы, англичане, русские поверят в то, что мы имеем корни древних богов – атлантов, живших когда-то? О них ничего не осталось, лишь несколько смутных упоминаний в мифах, случайно сохранившихся.
– Не случайно, Бруно, не случайно. Я давно изучаю живое, населяющее планету. Так вот, в своих исследованиях многие учёные полагают, что в этом мире, созданном кем-то, нет случайностей, всё предопределено и достаточно разумно устроено, развивается по своим, пока ещё закрытым для человека законам.
– И кто же это предопределил, кто создал этот мир, кто хозяин человеческой расы? – саркастически спросил Бруно.
– Надеюсь, Бог.
– То есть ты не веришь в теорию Дарвина? – спросил Бруно Бегер.
– Теория Дарвина – это хаос, а из хаоса не может появиться разум. Ты-то, как ученый, должен это знать. Теория Дарвина – это ширма для необразованных и наивных людишек, готовых поверить во всё, что ими определено или ощутимо. Законы в таком мире, в мире приматов и насекомых не будут логичными. Цепь развития давно бы распалась, и человека бы не было. Но ведь есть и существует такие понятия, как сообщество, адаптация, симметрия. Живой организм – это симметричное существо, у него имеются пары органов: два глаза, два уха, мозг состоит из двух половинок…
– Это ясно, дальше что?
– Всё это необходимо для выживания и развития. А каков идеальный механизм адаптации – приспособление к жизни, формирующий программирование инстинктов и правил поведения, не только индивидуальные, но и коллективные, как это наблюдается у людей. А каково разумное многослойное распределение рецепторов внутри тела живого организма, каждый рецептор отвечает только за свою функцию. Разве это всё может появиться из хаоса? Ты попробуй найти в этом мире хоть одну сущность нелогичную, не нужную, не имеющую смысла…