На линии огня
Шрифт:
– Вниз! – распорядился тот.
Я не сказал ничего. Не стану хвалиться, что хорошо знаком с полицейским участком, но не думаю, что бюро детективов находится в самом подвале. Однако казалось маловероятным, что лейтенант заблудился. Я вытащил трубку и набил ее табаком. Он предложил мне спички.
– Благодарю, – откликнулся я.
– Все еще ломаете голову? – осведомился он.
– Нет, – ответил я, – просто жду. Скоро вы сами все мне выложите. Считайте, что я готовлюсь.
Лифт остановился. Мы прошли вправо, где две тяжелые двери блокировали холл. Они были похожи на те, что делаются из металла и особо прочного
– Вон туда, – сообщил Флит.
Мы прошли в другое помещение. Все вокруг было белым и стерильным, кроме стола в углу и небольшой кучки чьих-то личных вещей, лежащих на нем. У стены стояли две каталки. Одна была пустой. То, что лежало на другой, было покрыто простыней. Я подошел к каталке вместе с Флитом. Он осторожно отвернул простыню.
Мне стыдно за мою первую реакцию, но я испытал чувство радости от облегчения, хотя понятно, что это не было должным отношением к увиденному. Передо мной было дряблое, с посеревшими губами лицо. Один глаз был открыт. Могли бы приличия ради закрыть оба.
– Узнаете ее?
– Да, – ответил я и постоял некоторое время в молчании, пока что-то внутри меня менялось, хотя и непонятно, с чего это вдруг?
Эта девушка ничего для меня не значила. И вот на тебе! Нечего выяснять, по ком звонят колокола. Они, как известно, звонят по тебе. Виват, старик Хемингуэй!
– Ее имя Дженни, – сообщил я. – Остальное никогда не пытался узнать.
– Вы провели с ней уик-энд?
– Да.
– В какое время видели ее последний раз?
– Около половины седьмого прошлым вечером. Я довез ее до дому и там высадил.
– И отправились к себе, затем поехали, чтобы приятно провести время с другой девушкой? Вы везде поспеваете, мистер Найквист. – Во всем этом ничего не было такого, что требовало ответа, и я промолчал. Флит продолжил: – Вам известна причина, по которой ее могли убить?
– Она убита?
Вместо ответа, он откинул простыню вбок. Казалось бы, с чего дергаться, но я вздрогнул, как от боли, хотя в войну видел и похуже. Это напомнило мне раздавленных зверюшек, которых замечаешь на любом скоростном шоссе с оживленным движением.
– С меня хватит, – не выдержал я. Казалось нечестным по отношению к погибшей рассматривать ее. В жизни она была симпатичной девушкой. – Накройте ее, прошу вас. Я готов признаться. Только закройте ее.
Флит вернул простыню на прежнее место.
– Ее оглушили, положили на улицу и переехали машиной, – сообщил он.
– Моей машиной?
– А вы что, не знаете?
– Нет, – заверил я. – Машина там же, где я оставил ее прошлой ночью. Она стояла там и когда я вернулся. Утром тоже. Я, правда, не смотрел на спидометр, поэтому не смогу сказать, сколько там накрутило.
– Это был не ваш автомобиль. Разве только вы его вымыли, но для этого на нем слишком много грязи и пыли.
– Первый веский довод в пользу того, чтобы держать
– А у вас есть алиби, – сообщил Флит. – Думаю, это снимает с вас подозрение.
– А я что, находился под подозрением?
– Вы с ней ссорились в воскресенье?
– Нет.
– В моем отчете значится, что она выплеснула на вас пиво. Вы выпивали с ней и другим мужчиной на пирсе Смитти, что на Тополином острове. Кто был тот, другой?
– Джек Вильямс, репортер из «Курьера». Выплеснутое пиво предназначалось ему, – объяснил я. – Хотя это и нелегко доказать, но могу вас заверить – целилась она именно в него, хотя точные подачи – не самое сильное ее место. – Чего ради я должен был выгораживать Джека Вильямса?
– Девушки, которые жили с ней, сказали, что ей кто-то позвонил. Сначала она фыркала на него, но затем смягчилась. Девушки подумали, что позвонивший ей мужчина за что-то извиняется, пытаясь загладить ссору. Они решили, что это тот самый мужчина, с которым она провела уик-энд. Потом Дженни согласилась с ним где-то встретиться. В каком точно месте, ее соседки не уловили. Оделась и ушла. Было около десяти тридцати. Врач сказал, что она была убита около трех часов ночи. Ну а оглушили ее еще до того. На ней синяки, которые успели приобрести окраску еще до смерти. Патрульный нашел тело в аллее на восточной стороне в четыре часа тридцать пять минут. Ну а теперь давайте поднимемся наверх, напишете ваши показания и можете быть свободны.
Когда я попал домой, там было пусто. Марджи не оставила никаких следов своего пребывания, кроме высокого бокала, по-прежнему стоящего в лужице возле стула в гостиной, влажного полотенца в ванной и нескольких грязных тарелок на кухне. Я загрузил кусочки хлеба в тостер, развел огонь под остатками кофе и поставил воду, чтобы сварить яйца.
«Бесполезно названивать Марджи», – подумал я. Она знала, что должно произойти нечто такое. Знала, что мне понадобится алиби, и обеспечила его. Если стану ее расспрашивать, она начнет лгать или скажет правду, а о том, какова будет эта правда, я догадывался и сам. Пожалуй, лучше пощадить Марджи. Я и так у нее в долгу.
Глава 12
Хоффи был в мастерской, когда я спустился вниз. На верстаке лежал слоистый кусок дерева, а он, покуривая трубку, его разглядывал. Так Густав мог просидеть весь день, любуясь заготовкой, подобно резчику алмазов, изучающему важный камень. А поскольку на деревянной болванке граней кот наплакал, чтобы их мучительно рассчитывать, представшее моим глазам зрелище не произвело на меня должного впечатления. И я бесцеремонно заявил:
– Нет никакой спешки с этим мушкетом для завала быков. Почему бы тебе, Хоффи, сначала не закончить винтовку для мистера Вэнса и снять ее с нашей шеи?
– А почему бы тебе, друг мой, не заняться своей работой и не дать мне спокойно делать мою?
Это просто означало, что он только что закончил легкое ружейное ложе для спортивной мелкашки и сейчас хотел заняться массивным деревом для тяжелого ружья. Хоффи вволю потрудился над ореховой древесиной и теперь не прочь был поработать над слоенкой, хотя обычно на этот материал фыркал и величал его не иначе как «фанерой». Как я уже говорил, Густав был художником в своем деле.
Увидев, что я взял из козел законченное ружье, Хоффи проворчал: