На маленьком острове
Шрифт:
— Хе, богатства! Хороши богатства!.. Единственное, чем богаты колюшки, — это иголками на спине. Не из-за них ли стоит ловить рыбешку? А потом продавать иглы аптекам, чтобы люди детские соски ими прокалывали…
Ученый и рыбак стояли друг против друга, яростно сверкая глазами. Юло и Марти с некоторой опаской наблюдали за ними. Они были на стороне своего председателя. Они тоже не понимали, почему профессор так настойчиво защищает никчемную рыбу.
Страсти утихомирила Лейда Варес.
— Соски прокалывать?! — рассмеялась она. — Это по-новому ставит вопрос о возможностях использования колюшки. Может быть, нашему институту заняться этой
Лунин усмехнулся, примирительно положил руку на плечо рыбака:
— Товарищ Варес права, переведя все на шутку. Чего это мы с вами раскипятились, Крусте? Давайте-ка лучше спокойно поговорим. Не ваша вина, что вы не знаете, какой ценной рыбой является колюшка. Этого почти никто не знает. Колюшкой не интересовались, потому что она считалась непромысловой рыбой, ее нельзя было ловить в большом количестве. А сейчас все иначе складывается. Вы сами видели, как великолепно идет колюшка на свет: ее тоннами брать можно. И надо брать. Ваш колхоз получит огромную пользу от лова рыбешки. Постараюсь сейчас это доказать.
8. Три мнения о колюшке
Профессор подошел к полкам, достал четырехугольную стеклянную банку и показал гостям. В наполненной спиртом посудине плавали, будто живые, две рыбки с колючками на спине. Дно банки было засыпано слоем песка, в углу, поверх него, темнело что-то круглое, сплетенное из травинок и стебельков.
— Перед вами, — с некоторой торжественностью начал профессор, — трехиглые колюшки — одни из самых интересных созданий, какие только известны науке о рыбах. Начать с того, что колюшки для размножения потомства вьют себе гнезда. Да-да, не удивляйтесь! Они как птицы: разбиваются на пары, находят подходящий участок дна, натаскивают стебельков, травинок и свивают гнездышко. Самка мечет икру, которую самец охраняет, пока не появятся мальки.
— Гнезда вьют?.. Икринки охраняют?.. — удивился Юло. — Ведь другие рыбы так не делают.
— Дело в том, товарищ Юло Манг, — сказал профессор, — что других рыб защищает от вымирания громадная плодовитость, а у колюшек этого нет. Судак мечет каждый раз до миллиона икринок, треска и угорь — десять миллионов, луна-рыба — триста миллионов. Представляете — триста миллионов! Колюшки же — всего-навсего шестьдесят-восемьдесят икринок, изредка немного больше. Треске не надо заботиться о потомстве. Пусть из каждых десяти тысяч икринок вылупится и сохранится хотя бы один-единственный малек. Выходит, какое же потомство сможет при этом дать треска за один нерест?
Юло стал лихорадочно делить в уме десять миллионов на десять тысяч. Цифры огромные, а решить оказалось нетрудно. У делимого — семь нулей, у делителя — четыре. От семи отнять четыре — остается три. Три нуля — это тысяча.
Ученик четвертого класса вихнувской школы с облегчением передохнул, встал со стула:
— Тысяча мальков, товарищ профессор, выживет от каждой трески после каждого нереста.
— Совершенно верно, благодарю вас, — кивнул ученый. — Теперь предположите, что из этих тысячи мальков девятьсот тоже погибли. Все же останется сто рыб. Они останутся и при первом же нересте дадут, в свою очередь, по десять миллионов икринок каждая. Так оно и идет. Как видим, сколько бы мы треску ни ловили, сколько бы морские хищники ни кормились ею, тревожиться за продолжение своего рода ей не надо. То же самое с угрями, окунями, судаком, камбалой. А вот с колюшкой дело обстоит иначе. Если бы эти рыбки не заботились о сохранении потомства, от них
Профессор поставил банку на конторку. Юло и Марти с уважением посмотрели на мелькавшую за стеклом рыбешку. Вон, оказывается, какая колюшка храбрая и умная! Кто бы мог подумать!..
— И люди, как мы знаем, — продолжал ученый, — тоже не хотят связываться с колюшкой. От нее, мол, проку нет. Потом я разъясню, насколько ошибочно подобное мнение. А сейчас скажу, что если бы даже это было так, если бы колюшка действительно была совершенно бесполезна, все равно ее следовало бы ловить. Вы спросите: для чего? Для того, чтобы сохранить другую ценную рыбу, для того, чтобы в ваши сети, дорогие товарищи рыбаки, шло больше судака, камбалы, салаки, кильки.
Марти удивился. Он не мог взять в толк, какая связь существует между колюшкой и уловами рыбаков. Однако профессор тут же разъяснил:
— Да, не удивляйтесь. Охраняя свое потомство и размножаясь не хуже, а может быть, лучше других обитателей глубин, колюшки в то же время являются бедствием для всякой рыбьей молоди. Это страшные хищники. Они в огромном количестве пожирают икру ценной рыбы, охотятся за мальками, опустошают богатства моря. Настоящие подводные хорьки! И так же, как мы бережем от хорьков колхозные птичьи фермы, нужно беречь от колюшек колхозные рыбные угодья.
Юло и Марти опять взглянули на четырехугольную банку, но уже совсем другими глазами. Вон, оказывается, какая колюшка вредная! Кто бы мог подумать!
— А наши-то, наши хороши! — огорченно сказал Крусте. — Сколько колюшки зря обратно в море выпустили!
— Сколько, примерно?
— Точно не знаю, но бригадир Манг говорит, что если бы колюшку не выбрасывали, то за ночь тонны полторы наверняка можно было поймать… Это сколько же тысяч маленьких хищников выпустили обратно в море?
Ученый взял карандаш:
— Нетрудно подсчитать. Средний вес колюшки десять граммов. В килограмме, следовательно, ее будет сто штук. В тонне — сто тысяч. А полторы тонны — в полтора раза больше. Выходит, вы вернули морю в ту ночь его пятьдесят тысяч колюшек. Вообразите, сколько же икринок и мальков ценной рыбы уничтожат эти разбойники!
— Страшно подумать! — ужаснулся председатель колхоза.
— Страшновато, — согласился профессор. — Но есть здесь и другая сторона дела. Как вы назовете рыбаков, которые, выловив полторы тонны салаки, вдруг, ни с того ни с сего, выбросят ее обратно в море?
— Пьяными или сумасшедшими.
— Гм! А ведь вы сделали нечто подобное. К вашему сведению, колюшка более ценная рыба, чем салака, а вы ее выбросили. Я обещал вам разъяснить, в чем ее ценность, и не замедлю выполнить свое обещание.
Ученый снова пошарил на полке и поставил на конторку два пузырька. В одном была маслянистая жидкость, в другом — бурый порошок. Жидкость имела необыкновенный, переливающийся оранжевый цвет. Казалось, будто в пузырьке хранится частица предзакатного, уходящего в море солнца. Порошок же ничем особенным не отличался: не то грязноватый измельченный мел, не то ржаная мука.