На мели
Шрифт:
— Неужели вы просто проглотили эту байку, ни в чем не усомнившись? — спросил Шмидт.
— А что не правдоподобное в этой ситуации? — решительно возразил Ингрем. — Ничего необычного в том, что корпорация может владеть яхтой, нет. У меня не было никаких оснований не доверять Холлистеру. Он жил в номере люкс с видом на побережье и отдельным солярием, дал мне визитную карточку, сказал, что он — Фредерик Холлистер, президент “Холлистер-Дайкс лэбораториз”. Когда я там был первый раз, ему звонили из Кливленда, из его офиса...
Шмидт презрительно махнул рукой:
— Такой
— Конечно, может, это известный трюк, если вы ждете подвоха. Но я-то ничего не подозревал. И не забывайте, Холлистер обманул и отель.
— Знаю, — кивнул Шмидт, — но с помощью всего лишь визитной карточки такое дело не провернешь. Мне начинает казаться, что речь идет о мошеннике высшей пробы. Но во всем этом есть что-то непонятное... На кой черт аферисту красть яхту?
— В том-то и дело, — согласился Ингрем. — Продать он ее не может, и даже покинуть на ней страну без документов нельзя.
— Скажите, а кто оплачивал ваши расходы, когда вы осматривали все эти яхты?
— Конечно я сам. Холлистер дал мне чек на двести долларов и сказал, что, если расходы окажутся больше, надо сохранить счета и мне возместят убытки. Поэтому-то я и хранил все эти счета и билеты.
— А где сам чек?
— Я не смог обналичить его сразу, потому что был конец недели, к тому же я взял с собой достаточно денег, поэтому послал его в банк из Тампы, кажется, во вторник, — он развернул перед Шмидтом свою чековую книжку. — Здесь указаны поступления.
Тот просмотрел книжку и коротко кивнул Квину, который тут же вышел.
— Вы можете описать Холлистера? — спросил Шмидт.
— Мне показалось, что ему под сорок. Почти шести футов роста, поджарый, но крепкого сложения, загорелый, сильные руки, знаете, как у теннисистов. Глаза, насколько помню, голубые. Волосы таким коротким ежиком, вроде бы русые, тронутые сединой. Производит впечатление незаурядного и энергичного человека, из тех, кто широко улыбается и крепко пожимает руки.
— Вы, случайно, не заметили, какие у него были часы?
— Как ни странно, заметил. Большущие такие и с множеством всяческих прибамбасов. Кажется, их называют хронографами, знаете, с окошечками, в которых появляются число, день недели и все такое.
Шмидт достал из кармана пиджака часы и положил их на стол.
— Вроде этих?
Ингрем удивленно посмотрел на часы.
— Да, очень похожие. Такой же филигранный золотой корпус и все остальное... Откуда они у вас?
Шмидт закурил сигарету и, сдвинув ее в уголок губ, проговорил:
— В море подобрали.
— Как это? — изумился Ингрем.
— Их нашли любители-рыболовы с посудины под названием “Дорадо”, этакой дорогой игрушки для спортивного рыболовства ценой в пятьдесят тысяч долларов. Они возвращались в Майами с Вирджинских островов и вчера вечером, прямо перед заходом солнца, заметили в море маленькую шлюпку, по-вашему, кажется, ялик. Она дрейфовала пустая сама по себе по океану. Они спустились в нее и обыскали. На корме был закреплен подвесной мотор, а на дне валялась какая-то одежда: кроссовки, пара хлопчатобумажных рабочих брюк и рубашка. Часы были в одном из карманов брюк. Рыболовы вернулись в Майами сегодня рано утром и передали все береговой охране. Те подумали, что, может быть, это ялик с “Дракона”, и позвонили нам. Мы приехали, получили описание и позвонили миссис Осборн с надеждой, что она опознает шлюпку, но у дамы не было уверенности, потому что она плохо знала шхуну. К тому времени Квин доставил старого Танго из Ки-Уэста, и тот сразу узнал шлюпку.
— Где ее нашли? — спросил Ингрем.
— Где-то на юге. В береговой охране мне сказали, но я плохо запоминаю такие вещи.
Шмидт ушел, оставив Ингрема в обществе патрульного в форме, который сосредоточенно грыз карандаш, пытаясь решить кроссворд. Через десять минут детектив вернулся вместе с Квином.
— Мы больше вас не задерживаем, — коротко сообщил Шмидт, — но прежде, чем уйти, хотелось бы, чтобы вы просмотрели кое-какие фотографии.
Ингрем облегченно вздохнул:
— Так вы нашли мое письмо к миссис Осборн?
— Да. Она позвонила домой служанке, письмо доставили сегодня утром, уже после ее отъезда в Майами. Служанка прочитала его по телефону, текст полностью совпадает с тем, что вы сказали. Мы также связались с одним из служащих банка, и он откопал чек, который вы получили от Холлистера. Такая же фальшивка, как и тот, что в отеле. Платить по нему, конечно, не стали, но вам еще не сообщили.
— Значит, вы уверились в моей невиновности?
— Давайте лучше скажем так: вы помогли украсть это судно, но нет никаких доказательств, что сделали это намеренно. Не знаю, вы просто олух царя небесного или ловко таковым притворяетесь, но, во всяком случае, у нас нет оснований для задержания.
— Не сдаетесь, держитесь до конца?
— Без этого в нашем деле нельзя. Пошли-ка поглядим, может, вы опознаете Холлистера на фотографиях из полицейского архива.
Они спустились в другую комнату, душную и полутемную. Оба детектива сначала с надеждой, а по мере ее исчезновения с нарастающей злостью терпеливо наблюдали, как Ингрем просматривает сотни фотографий, пытаясь найти на них человека, назвавшегося Холлистером. Шкипер понимал, что все еще находится под подозрением, а если не найдет фотографию, то эти подозрения отнюдь не уменьшатся. Он злился на себя за то, что его обвели вокруг пальца, и горел желанием рассчитаться с человеком, втравившим его в эту историю.
— Мне кажется, мы зря теряем время, — объявил Квин через час напрасного труда.
— Может быть, у вас есть еще фотографии?
— Нет, достаточно, — решительно ответил детектив, давая понять, что Ингрем может идти.
Тот поднялся.
— Скажите, где остановилась миссис Осборн?
— Я бы не беспокоил ее при сложившихся обстоятельствах, — посоветовал Шмидт. — Эта пятидесятипятитысячная яхта могла быть последним ее достоянием.
— А где швартуется “Дорадо”, не знаете?
— Нет. А она тут при чем?