На моей планете сегодня дождливо
Шрифт:
Выпрямляется, не скрывая улыбки:
— Это уже совсем не то, от чего мы тебя лечили! Боюсь, все намного, намного хуже. Кир, это больше похоже на… влюбленность. Слыхала о таком научном термине?
— Влюбленность? — куда-то его не туда занесло. — Не-ет! Совсем не похоже.
— Да, наверное, не похоже… Ну, тогда я пошел.
Хватаю его за руку, судорожно, не даю встать. Отпускаю, только убедившись, что он останется на месте.
— Подожди! — он поворачивается ко мне, смеется открыто. — Ром, ну не надо так! А разве мы не можем с тобой просто общаться, не давая этому какое-то "научное" определение?
— А мы, вроде бы, и общаемся. В чем проблема-то?
Ну вот так общаться, на таком расстоянии я совсем не согласна! Мне нужно что-то поконкретнее!
— А целоваться? — вместо ответа он неожиданно складывается пополам от хохота, но меня это с мысли не собьет. — Иногда только! И спать обнимку, а? И еще, пожалуйста, перевези ко мне свои вещи. У тебя ужасная квартира! Тут так просторно, безлюдно… — в доказательство моим словам из зала раздается оглушительное улюлюканье — наверное, выбили главного фаворита. — И Барсюля по тебе очень скучает.
Он кое-как успокаивается, берет меня за руку, снова смеется, качает головой.
— Я не знаю, Кира, я теперь всерьез не знаю, что делать, — поворачивается ко мне. Потом все-таки не удерживается, поднимает руку и проводит по моим волосам. Давит на затылок, прижимая к себе. Его сердце так сильно стучит, что мое начинает стучать в ответ. Перестукиваются там друг с другом, все отлично.
Боюсь что-то произнести, чтобы не испортить момент. Просто наслаждаюсь тем, что он наконец-то так близко.
Он говорит сам:
— Ты нравишься мне, Кира. Даже имя твое дурацкое нравится. Даже собака твоя… надоедливая…
Задыхаюсь. Я выбила из него признание! Чего ждать дальше? Падающих с неба лягушек или кровавых рек? Что там дальше идет по списку, перед самим апокалипсисом? Но Рома заканчивает мысль ненужным:
— Но давай договоримся так — сначала ты в себе разберешься, а потом еще раз поговорим. Я думаю, что в тот момент обязательно будет идти дождь, по традиции, так сказать.
Мотаю головой, отрицательно мычу, даже не знаю, с чем конкретно не согласна. Но он почему-то очень рад, я это чувствую. Рад, будто больше не считает себя ночной грелкой.
Глава 11
Я не верю в судьбу. Я верю в переселение в чужое сознание, чтение мыслей и совсем немного в призраков. Много есть такого, во что я верю. Например, в то, что у каждого человека где-то на подкорке головного мозга есть прототип, что-то неосознаваемое до тех пор, пока не увидишь это воочию. И именно это объясняет, почему люди мгновенно в кого-то влюбляются или, наоборот, терпеть не могут. Но в какую-то предопределенность я верить отказываюсь.
Если бы я хоть на секунду поверила в судьбу, то мне пришлось бы признать, что она слишком назойливо мельтешит Ромой прямо перед моим носом. Мы встретились с ним на свадьбе, где я сама его и поцеловала, — и уже с того дня могли начаться наши отношения. Или они могли начаться после ночного клуба, если бы я по ошибке не призналась ему в любви к Денису. Да они вообще с любого момента могли начаться! И поскольку этого так и не происходило, несуществующая судьба даже в голову его меня переселила — смотри, дескать, еще ближе смотри! Я тебе такое устрою, что ты просто уже не сможешь его игнорировать! Прямо повезло, что я в судьбу не верю — мадам уж слишком рьяно навязывает свои услуги.
Про судьбу он меня сам и спросил. Наш разговор на дне рождения Дениса, на мой взгляд, должен был расставить все точки над i. Но получилось все совсем наоборот: Рома продолжал избегать меня, с веселой иронией наблюдая за моими мучениями. Я даже не сразу поняла, чего конкретно он добивался. Наверное, это уже его маленькая злобная мстяшка! Даже и не подозревала, что он на такое способен.
— Я домой поехала, — говорю всем. — Барсюля там один.
— Так я ж его тоже приглашал! — заявляет Денис. — Надо было брать с собой!
И тут же вся компания собирается ехать вместе со мной, забирать невинно пострадавшее от эгоизма хозяйки приглашенное лицо. Но мне вся компания не нужна, поэтому и говорю прямо:
— Да вы веселитесь! Мы с Ромой съездим. Он все равно вам все веселье портит своим серьезным видом.
Все с удовольствием соглашаются, улыбаются ехидно, будто что-то там себе понимают. И только Рома мешкает — видимо, он-то как раз ехать и не собирался. Мне приходится брать его за руку, тащить в прихожую, чтоб одевался без пререканий, и уповать на то, что при остальных он не захочет ставить меня на место. В такси молчит, как партизан. Я тоже молчу — лишь бы рядом сидел, а разговоры необязательны.
Выгуливаем собаку — как же мне повезло, что я когда-то завела себе гавкающую причину, чтобы сейчас ею так нагло пользоваться! Рома задумчив, но настроение у него отличное — знаю.
— Кира, так у тебя ничего не получится, — говорит он, стараясь не акцентировать внимание на моих потугах держаться к нему ближе, но ему это не удается. Он даже смех сдержать не в состоянии!
— А как получится? — я возмущена его холодностью. — Мне обязательно стоит признать, что я влюблена в тебя? Только тогда ты будешь рядом, да?
Качает головой. Тихо посмеивается.
— Ром, это сильно отдает шантажом!
Он сам цепляет к ошейнику Барсюли поводок, чешет того за ухом.
— Дело в том, что сейчас ты уязвима, зависима от меня, поэтому только тебе знать, что ты на самом деле чувствуешь. Чтобы через год или два не получилось так, что я просто попал в твою слабость. И в чем шантаж, Кир? Ты до сих пор плохо спишь?
— Нет, — чувствую безосновательную обиду.
— Тогда зачем я тебе? — он тянет пса за собой по направлению к дому, вынуждая меня следовать за ним, будто я прицеплена на втором поводке.
— Чтобы был! — отвечаю честно.
— Ну и как это называется?
Понимаю, что он уже все для себя понял: обо мне и о моем отношении к нему, переубедить его попросту нечем. Но собирается сначала довести меня саму до полной уверенности, а уж потом растворяться друг в друге. Понял — и теперь будет играть в игру: признай это, или я буду держать тебя на расстоянии. И ведь точно знает, что мне даже мысль об этом невыносима.
Честно пытаюсь проанализировать, насколько он может оказаться прав. Чувство влюбленности мне знакомо не понаслышке — Денис тому живое доказательство. Но Дениса я любила издалека, придумывая себе неизвестные детали, а Рому знаю так же хорошо, как себя саму. Действительно, а зачем он мне, если под этим не скрывается нечто большее, чем я себе объясняю? Проще простого представить, что я захочу его видеть и через десять, и через двадцать лет, что ни одна из черт его характера меня уже не смутит. Мой мозг без труда услужливо вставляет кадры любого развития наших взаимоотношений. Правда только тех, где он со мной, а не с какой-нибудь там Алиной. Любовь? Не знаю. Ведь это совсем не то, к чему я привыкла.