На нее запрет. Дочка Шаха
Шрифт:
– Ага, на мотодроме было жарко, я перегрелась и у меня разболелась голова, - придержав слезы, выдавила из себя улыбку. Кажется, получилось, мама ничего не заподозрила, хотя я уверена, что боль плескалась на дне моих глаз. Ее не могло не быть, потому что я тонула в ней. – Хочу скорее в душ, - поднимаясь по ступенькам.
– Я принесу тебе таблетку от головы.
– Спасибо, мам. Оставь на столике, выйду из душа, сразу приму, - все это ровным голосом.
Сбросив шорты, выкинула их в мусорное ведро, не хотелось даже смотреть на них, чтобы не вспоминать этот день. Вряд ли такие меры помогут забыть сегодняшний
Под струями воды позволила себе расплакаться, не громко, чтобы мама не услышала, когда войдет в комнату. Соленые капли смывала вода, но они все текли и текли, не принося успокоения. Внутри все горело от обиды и жалости к себе. Вода не успокаивала, не могла унять тот огонь, что горел внутри. Переключила смеситель на холодную воду, вздрогнула от первых капель, попавших на теплую кожу, через минуту стала мерзнуть голова, кожа, все внутри, словно я покрывалась коркой льда. Опустившись на кафель, поджала колени, позволяя холодной воде смывать мои чувства.
– Камилла, ты еще в душе? – спросила мама через дверь, выдергивая меня из состояния апатия. Ее голос, словно разбудил меня. Не знаю, сколько я так сидела. Долго, наверное, потому что внутри не ощущала ничего кроме пустоты и холода.
– Сейчас выхожу, - зуб на зуб не попадал, когда я поднялась на ноги. Дрожа, обмоталась полотенцем. Немного согрелась и вышла из ванной комнаты. Голова не болела, она замерзла, но я сразу прошла к столику за таблеткой.
– Я твои цветы в вазу поставила, - кивнула мама на букет в углу.
– Унеси, пожалуйста, вниз, мне не нравится их запах.
– Запах? Что с запахом? – мама подошла и понюхала розы. Посмотрела на меня удивленно, но я сделала вид, что не заметила. Я не знаю, чем они пахнут, мне все равно. Если бы она их выкинула было бы еще лучше.
Прошла к постели, расправила и легла с мокрой головой. Обычно я себе не позволяю так ложиться, но сегодня мне было все равно.
– Мам, я посплю чуть-чуть, голова раскалывается, - оправдываю свое поведение и настроение. Она забирает букет со словами:
– Поспи, конечно, - не зацикливаясь на ее расстроенном голосе, тянусь за телефоном. Вижу пропущенные звонки и сообщения от Бессонова, но я просто выключаю мобильный и возвращаю его на тумбочку. Вот такая я маленькая глупая девочка, которая придумала себе обиду. Была бы взрослой, наверное, высказала бы все в грубой манере, а потом…
Не знаю, что было бы потом. Я ведь не доросла еще до таких поступков…
Глава 46
Камилла
Я никак не могла проснуться. Несколько раз в комнату заглядывала мама, звала ужинать, интересовалась, все ли у меня хорошо, я сквозь тяжелый сон отвечала, что все отлично, просто хочу спать. Проваливаясь в темноту, никак не могла из нее выбраться. Мне было плохо, сначала невыносимо жарко, что я сбрасывала одеяло, то никак не могла согреться. Под утро стало ломить суставы, болели мышцы и голова, горло и нос пересохли, но я не могла заставить себя встать, чтобы выпить воды.
– Камилла, там Лева приехал? Ты не предупредила, что у вас сегодня тренировка, поэтому я тебя не разбудила, – ласковый голос мамы восприняла с раздражением, он словно оцарапал нервные окончания. Хотелось тишины.
– Я никуда не поеду, - прохрипела едва
Мне не хотелось думать о Бессонове. Чувствуй я себя хорошо, все равно бы осталась дома, а теперь и придумывать ничего не нужно, я заболела. И судя по моему состоянию, как минимум на неделю. Хотя по ощущениям в теле, я была при смерти.
– Камилла, ты заболела?
– под маминым весом прогнулся матрас, она присела возле меня, прикладывая теплую сухую ладонь ко лбу. С губ сорвался тихий стон, мне не хотелось шевелиться, а мама заставляла, пытаясь повернуть меня на спину. – У тебя жар, - обеспокоенность в голосе разлилась теплом в душе. Даже если ты взрослая девушка, давно уже не ребенок, все равно приятно ощущать заботу, любовь, волнения родителей о тебе. По щеке покатилась одинокая слеза, мне было плохо, но безумно приятно, что мама рядом, что никогда не оставит.
– Пить, - простонав, попросила я, прежде чем мама покинула спальню.
– Сейчас, - с маминых рук я выпила полкружки воды. Горло болело нещадно, я с трудом глотала. Выпила бы еще, но из-за боли не смогла. Молча отодвинула от лица кружку.
День прошел, как в тумане. Я знаю, что мама не пустила ко мне Бессонова, хотя он просил разрешения со мной посидеть. В таком виде я точно не хотела бы, чтобы он меня видел. Видимо, мама об этом догадалась. Папа присматривал за братьями, часто поднимался ко мне в спальню, сидел рядом держа за руку. Мама боялась оставлять меня без присмотра. Температура была высокая, лекарство, которое я приняла, сбило лишь на несколько делений. Холодные компрессы на голове совсем ненадолго приносили облегчение. Я вообще плохо переносила температуру выше тридцати девяти.
Мама позвонила Азамату. Пусть мне уже восемнадцать, но он не перестал быть моим заботливым доктором. Я не стеснялась, когда он меня слушал, делал укол, чтобы сбить температуру. К нему я привыкла с детства.
Нужно было ехать в клинику делать рентген. Папа носил меня на руках, как в детстве, хотя я могла бы сама дойти до машины. Хорошо, что у меня такой сильный родитель.
За день до болезни я ела мороженое. Возможно, уже начинала заболевать, потому что горло вчера немного першило, а тут еще холодный душ, о котором я никому не рассказала. С воспалением легких меня хотели положить в больницу, но я просила папу забрать меня домой. По щекам покатились слезы. В детстве я нередко болела, но всегда дома, под присмотром мамы. Она лучше любой медсестры соблюдала все рекомендации. Азамат это знал, поэтому особо не настаивал. Обещал заезжать к нам, отслеживать мое состояние. Выписал целый список лекарств, куда в обязательном порядке входили уколы. Давно мне их не ставили, но я помню, что несколько лет назад курс антибиотиков отпечатался синяками на моих ягодицах. Потом недели две сидеть было больно.
– Завтра я на работу не выйду, нужно предупредить Сергея Эдуардовича, - обратилась к Азамату, когда мы вышли из клиники. Голос хрипел, слова можно было разобрать с трудом, но он понял, повторять не пришлось.
– Две недели, как минимум на больничном. Потом желательно отдохнуть, набраться сил и восстановиться, - это уже глядя на отца. Папа лишь кивнул, соглашаясь с другом. – Постельный режим, Ками, - строго напомнил, прежде чем сесть в свою машину. – Не будешь лежать, заберу в больницу.