На неведомых тропинках. Сквозь чащу
Шрифт:
Стежка мелодично пружинила под ногами, я поняла, что ощущаю ее без всякого усилия, без старания и сосредоточенности, словно слышу играющее в отдалении радио и... Знаете, сейчас на детских площадках землю закрывают такими прорезиненными ковриками или плитками, видимо из соображений безопасности, а раньше просто асфальтировали, видимо из тех же соображений? Суть в том, что именно так ощущала нить перехода идущую вдоль центральной линии, как пружинящую дорогу под ботинками.
Железная дверь была не заперта, из-за нее тянуло
Я вошла, безошибочно следуя за стуком чужого сердца. Меня ждали, надеялись и злились, последнее яснее всего чувствовалось в коридоре, обклеенном бежевыми обоями, в мятном освежителе воздуха. Она ждала меня в гостиной, так напоминавшей просторную комнату времен моего детства в деревне у бабушки. Диван, стол, со скатертью, кресло напротив телевизора, чашки в серванте, шарик люстры под потолком. Заячий холм - деревня, а передо мной на диване сидела именно бабушка, выглядевшая как полноватая женщина, которая едва разменяла пятый десяток, чуть жмущий в груди костюм, высокая прическа - вылитая зауч нашей школы.
– Добро пожаловать, - натянуто произнесла она и не менее натянуто добавила, - Великая.
– Правда?
– удивилась я, - А по виду не скажешь. Но спасибо на добром слове.
– меня так и тянуло на манер моей бабки поклониться в пояс, но я смогла сдержаться.
Белые занавески на окне шевельнулись, я увидела, как к дому подошел "дедок" в кепке, следом женщина с корзиной.
– Что вам у нас надо?
– В прошлый раз вы не спрашивали.
– я вспомнила нашу краткую встречу у источника, запах дыма, что шел от соседнего дома, очень напоминал тот.
– В прошлый раз у нам приходила человеческая игрушка Седого, а сейчас...
– Что?
– обернулась я, - Нечеловеческая игрушка? Не игрушка?
– Великая.
В ее устах это слово прозвучало прерывисто, "вели...ая" будто она споткнулась и проглотила букву "к", у нас девушки с завода так же о директоре говорили.
– Мне нужна могила, помеченная кругом и крестом, могила ошера Тира, которого похоронила здесь Киу, если это о чем-нибудь вам говорит. Я закопаю недостающие части тела бедолаги и уеду.
Женщина посмотрела в окно, меня коснулось ее сожаление. И решимость.
– Я не знаю, что вы ищите.
– Вранье, знаете. Ваш хранитель знает и даже они, - я ткнула пальцем в окно, где только что подошедший молодой парень в кепке, задумчиво, один за одним, обдирал листики с куста сирени, - знают. И думаю, цена за это знание не окажется непомерно велика.
– Думаете?
– он подняла подведенные черным брови, - Что они запросят? В лучшем случае разрешение на охоту.
– В худшем, вы хотите сказать?
– Расплатиться за счет кого-то другого?
– она напряженно улыбнулась, - В лучшем. В худшем они потребуют чего-то от вас, вернее от Седого. Вы можете давать обещания от его имени?
– Тогда я разрешу охоту, - я дернула головой, отворачиваясь от окна, перед домом уже стояло человек семь.
– Охоту на незнакомого человека, мужчину, женщину, ребенка? Теперь уже врете вы.
– Туше, - я села напротив ведьмы в кресло.
– Уезжайте.
– Уеду, - согласилась я и увидела, как брови поползли вверх, в моем слове не было ни грамма лжи, - Если убедите меня, что это на самом деле лучше. Неспроста же вы все дергаетесь.
Я выжидательно уставилась на женщину, чувствуя, как ее эмоции сменяют друг друга, как стеклышки цветного стекла в калейдоскопе, каждый раз складываясь в разный рисунок. Сомнение, надежда, отрицание, горечь, и решимость. Снова эта твердокаменная серая решимость, чувства, словно стрелки часов сделали круг и вернулись обратно.
– В Заячьем холме есть легенда... Там, где бы вы не жили, есть легенды?
– она подалась вперед.
– Как разочаровывающее прозвучало это "где бы", - я позволила себе улыбку.
– В Юково, - тут же исправилась он.
– Есть, в основном на сценарии к фильмам ужасов смахивают. Ваши такие же?
– У нас есть легенда о последней могиле и круге.
– она испытывающе посмотрела на меня, - Когда последний павший будет захоронен, когда будет брошен последний ком земли в последнюю могилу, когда кости утратят силу и обретут покой, круг жизни замкнется. И все кончится.
Я на всякий случай подождала еще минуту, но староста полуприкрыв глаза, продолжала выдерживать трагическую паузу.
– Что все?
– Мы не знаем, но думаю наш холм, наш источник, наше...
– Стоп, то есть сразу предполагаем худшее, несмотря на расплывчатую формулировку?
– Мы должны предполагать худшее, никто не позаботиться о нас, кроме нас самих.
– Отлично, - я встала. И надела рюкзак, - То есть узрев мировую опасность хозяина вы о надвигающееся угрозе оповестили, - женщина не открывая, глаз, кивнула, меня снова кольнуло ее разочарование, - Дайте угадаю, что он ответил... "На ваше усмотрение"?
– Она кивнула, - Прям де жавю какое-то.
– Ты надо мной смеешься?
– Есть немного, - призналась я, - знали бы вы, сколько раз я слышала эти слова и что они означают, тоже бы смеялись.
– И что они значит?
– То, что кому-то придется очень несладко, и этот кто-то в большинстве случаев я.
От открыла глаза, и я поняла, почему она сидела зажмурившись и на что решалась. Зрачки блеснули белым огнем, странным образом напомнив мне щуку из старого пластилинового мультфильма, и меня отбросило к стене. Белая вспышка казалась, осязаемо колючей. Я ударилась о перегородку рядом с дверным проемом, стена отозвалась неприятным треском.