На ничейной реке
Шрифт:
Пленник хотел что-то сказать, но Палыч поднял палец и тот промолчал.
– И все они рассказывали, примерно то же, что и ты сейчас нам скормил. Про то, как они идут к себе домой, дабы забрать свои семейные альбомы и прочие бесценные фотографии бабушки. Некоторые до того договаривались, что они просто идут, дабы бросить последний взгляд на своё уютное семейное гнёздышко, а разные ключи в кармане, это так, нашли на дороге... У меня от этих историй просто сердце кровью обливалось, так я им сочувствовал, и так мне их жалко
Командир посмотрел на пленника укоризненным взглядом.
– Вот, - продолжил Палыч.
– Этим я и занимался. Допрашивал и выбивал данные. И так получилось, что когда мы ушли из города, мне пришлось и дальше этим заниматься. Сейчас я уже не у дел, но последний раз "добывал информацию" два года назад. Сам можешь посчитать, сколько лет я этим занимаюсь. И за все эти годы мне ни разу не попадался персонаж, который бы не сообщил мне то, что я хотел от него узнать. Ни разу! Я, конечно, слышал про таких, которых хоть на куски режь, они молчат; но мне такие не попадались.
И это я тебе, дорогой Захар, говорю со всем уважением. Да ты и сам, наверное, понимаешь, что я тебя не запугиваю и, не дай боже, не угрожаю. Я просто даю тебе расклад, объясняю, что ты мне сейчас всё расскажешь. Потому что я знаю, как добывать информацию. Если ты даже, вдруг, окажешься тем самым крепким орешком, что мне не по зубам, мне всё расскажет твой мальчик. Он, возможно, знает маловато, но, я уверен, что мне хватит.
Так что, дорогой Захар, если ты и дальше будешь дурковать, то для тебя это закончится тем, что мы уйдём, а ты останешься в этой комнате. Живой, но не совсем здоровый. И я даже фонарик оставлю, чтобы тебе страшно не было. И когда ты тут будешь подыхать от ран, голода и жажды, то последнее, что ты увидишь в своей жизни - это будет лежащая рядом с тобой отрезанная голова твоего помощника, который тебе как сын. И, я уверен, что, глядя на неё, ты не раз пожалеешь, что принял нас за каких-то лохов залётных.
При словах об отрезанной голове Павлика передёрнуло. Хотя Палыч и говорил нарочито доброжелательным голосом, парень как-то сразу ему поверил.
Вспомнился Профессор. Старый чудак, на букву "м". Знал ли этот великомудрый дурень, что тут, в городе, творится? Сидели они там, с Димочкой, обжимались, да водили пальчиками по картам и угукали довольно, а сами знать не знали, что тут с одной стороны дикари-убийцы бегают. А с другой стороны, бродят вот такие Палычи, для которых отрезать человеку голову, всё равно, что высморкаться.
Между тем командир вопросительно смотрел на пленника и тот сказал:
– Ваша взяла. Но сказу скажу, за лохов я вас и не держал. Уже по тому, как вы ловко вырубили нас, я понял, что вы далеко не лохи.
– Тогда зачем дурака валял, сказочки рассказывал?
– скучным голосом спросил командир.
– Дело в том, что да, я ходок. Причём, ходки начал делать с самых первых дней. Не буду оправдываться, но так получилось. Сами помните, что тогда тут творилось. Один я остался, не знал, что делать и... так карта легла. Может быть, встреть я вас тогда, то может в партизаны вступил бы. Не исключаю.
–
– А скажи мне, тут ещё в городе, другие ходоки, работают?
– Да. Регулярно ходят сюда. Есть молодые, есть старые, но из тех, первых ходоков, я один такой остался.
– Круто, - сказал Палыч.
– Так ты, получается, этот, как его... Последний из могикан!
– Пожалуй. Я ведь, два года назад, завязал. Были уже накопления. Не шиковал, но без нужды мог жизнь закончить. Но предложили мне большой куш и я согласился. Хотя, не скрою, были у меня предчувствия. Хотел отказаться, но решил рискнуть - в последний раз.
– И на старуху бывает проруха.
– Верно. И я ещё хотел бы сказать: видишь, вот эти ключи?
– Эти?
– Нет, вон те.
– Эти?
– командир приподнял со стола связку всего из двух ключей.
– Да.
– Эти ключи у меня с тех самых пор. Что-то вроде талисмана. Они от квартиры моей тётки. У неё полно моих фотографий и даже на стене мои фото висят, так что эта квартира вполне за мою хату проканала бы.
– Квартира для "легендирования"?
– Да. За все годы, что я ходил сюда, в разных переделках побывал, но ни разу мне эти ключи и моя слезливая легенда не понадобилась. А вот тут, сам не знаю, зачем я её вам скормил? Не вас за лохов принял, а сам лоханулся.
– Это тоже бывает.
– И ещё хочу сказать, что многие партизаны ходоков на одну доску с мародёрами ставят. Но это не так! Мародёры свою пасть на чужое раскрывают, а ходоки берут то, что им заказано и выдано владельцами. Да, я знаю, что среди нашего брата было много мразей, которые, увидев большой куш, кидали нанимателя и себе всё забирали. Но, поверь, я не такой. Поэтому я столько лет и работал, что мне доверяли! Я сроду чужого не присвоил! Если я и обшаривал трупы, было дело, то только в поисках еды, чтобы не сдохнуть. А так - чужого никогда не брал! У меня репутация. И только из-за неё мне это дело поручили.
– А вот об этом деле, давай немного подробнее.
– Дело простое. Мы сейчас идём в квартиру, в которой тайник, где лежит ценная вещь. Надо забрать её, вынести из города и переправить через границу Ничейной зоны.
– Что за вещь?
– Меч.
– Меч?
– Меч Сталинграда.
Палыч переглянулся с Аркадием и тот впервые подал голос:
– Это, который англичане во время войны Сталину подарили?
– Он самый, - кивнул пленник.
– Я понятия не имею, кто его из музея вынес и спрятал, и почему за столько лет его не забрали из тайника. Мне не за это платят. Мне платят, чтобы я нашел его и принёс нанимателю.
– Интересно, - задумчиво пробормотал командир и повернулся к Аркадию.
– Знаешь, а ведь Зайцев мне с Беловым про этот меч рассказывал. И много раз.
– Что именно?
– За несколько дней до выхода из города, он чистил бандитские заначки в Центральном районе, рядом с Панорамой. И когда они там мимо проходили, то он вспомнил про этот меч и решил заглянуть в музей, который под Панорамой. Разумеется, меча там не оказалось, а музей давно разграблен и разгромлен был. Так Зайцев каждый раз, вспоминая про это, возмущался вандалами.