На ничейной реке

Солнце, висящее над морем камышей, клонилось к закату, хотя до вечера ещё не близко. Дул теплый ветерок. По узкой просеке, петляющей среди камыша, старик и молодой парень тащили мешок из грубой ткани.

– Ну что, отдохнем?
– спросил старик Семёныч и, не дожидаясь ответа, быстро положил свой край мешка на землю, покрытую камышовой соломой.

Павлику, молодому, восемнадцатилетнему парню, ничего не оставалось, как последовать его примеру. Он также опустил на

землю свой конец мешка и присел на корточки рядом с Семёнычем, который уже достал откуда-то обрывок бумаги и быстро скручивал себе самокрутку.

Рабочий день ещё не кончился, но их отпустили с тем, чтобы они отнесли этот мешок с глиной в здание мэрии. Признаться, парня это не очень радовало. Заняться в освободившееся время было просто нечем. Работа хотя бы помогала убивать время, которого в его никчемной жизни было с избытком.

Старик, не теряя зря времени, чиркнул самодельными спичками и закурил, с наслаждением вдохнув зловонный дым. Павлик тут же отодвинулся, дабы не дышать гадостью.

– Я сегодня видел людей, - сказал Семёныч, покосившись на парня.

– Где?
– равнодушно поинтересовался Павлик.

– На Большой протоке, где же еще? Яхта там была. Белая! И парус большой, тоже белый! Представляешь? Ты знаешь, Пашок, что такое яхта?

– Знаю, - равнодушно кивнул Павлик.

Старику он не верил. Все знали, что Семёныч большой врунишка-фантазёр. Особенно любил он заливать про корабли на Волге. Павлик вспомнил, как он сам, восьмилетний, сам попался на один из таких рассказов. Тогда он пулей побежал к Профессору, чтобы рассказать ему про увиденную Семёнычём большую лодку с людьми на Большой протоке.

Профессор только посмеялся. Он объяснил парню, что выше по течению стоит большая ГЭС и, чтобы лодкам проплыть, надо использовать шлюзы, которые давным-давно не работают. К тому же, сама ГЭС полуразрушена и там теперь большой водопад. Про это все знали. Если выйти с северной окраины посёлка и пройти немного дальше по болотам, то можно услышать его шум.

– Так что, Павлик, - сказал тогда Профессор.
– По Волге никто не плавает с самой Беды, а Семёныч тот еще балабол...

После того случая Павлик невзлюбил мужика-фантазёра, но с годами эта ненависть рассеялась как вонючий дым от самокрутки.

– Это серьезная такая яхта, - говорил старик, выдыхая вонючий дым.
– Там мачта метров пятнадцать в высоту. Говорю тебе, Пашок, не меньше пятнадцати...

Парень равнодушно кивнул, делая вид, что внимательно слушает и отвернулся, осматриваясь. Просека тянулась кривой линией с юга на север. На одном её конце, юге располагалась рыбная ферма, где они работали. На другом конце дорожки, на севере, находился Поселок. На юге и востоке бескрайнее болото, покрытое камышом и редкими деревьями. К западу же от них, в сотне метров, проходила Большая протока, как теперь называли то, что осталось от реки Волги. А далее, в полукилометре за ней, стоял Мертвый город, откуда все жители поселка были родом.

Вокруг тишина. Разве что шелестит море высокого камыша по обеим сторонам

от просеки. Медленно тянулось время. Павлик не спешил, лениво наблюдая, как старик курит вонючую самокрутку. Наконец, тот докурил.

– Пойдём что ли?
– спросил Павлик, вставая на ноги.

– Пойдём.

Старик тоже поднялся. Они снова подхватили мешок и потащили его дальше.

– Ну, что у тебя с Дашкой?
– спросил старик.
– Не надумал?

– Чего не надумал?
– немного удивился парень.

– Отбивать её у Димочки своего?

Парень фыркнул:

– Ну, дед, ты скажешь тоже...

Теперь уже фыркнул старик:

– Тюфяк ты, Пашка! Как есть куколд!

Кто только его не обзывал этим экзотическим словом. Как парень быстро узнал, "куколд", это муж, который любит смотреть, как другие трахают его жену.

Такое сравнение, конечно, сильно расстраивало, но что он мог поделать?

– Ага, куколд!
– откликнулся парень.
– И что мне делать надо было?

Старик, не обращая на его реплику внимания, продолжал:

– Мы-то все думали, что ты хотя бы рога своему Димочке наставишь. Тайком её долбить будешь. Он-то, как говорят, не может. Даже ставки делали на тебя, а ты...

– А, что я?
– зло откликнулся парень.
– А если узнают? Да они меня...

– Они-они!
– передразнил его старик и воровато оглянулся.
– Мужик ты или нет? Дал бы в рожу своему Димочке, взял Дашку за руку и увёл к себе.

– А остальные?

– А чего тебе остальные? Профессору тоже... Он ведь какой? Ни разу в жизни пизды не получал! Дай разок ему в рожу, и он тебя всю жизнь бояться будет.

– И мэру тоже, в рожу? А потом что?..

Старик сразу заткнулся, видимо, испугавшись, что наговорил лишнего. Между собой, мужики часто ругали Профессора, называя его дармоедом, гомосеком и педофилом. Обсуждали связь Профессора с Димочкой, но вот про мэра, про его такие же, "особые", отношения с завхозом, уже почти не говорили. Да и вообще...

Нынешний мэр стал мэром посёлка лет десять назад, после того, как прежний мэр покончил с собой при странных обстоятельствах. Новый мэр был крепким управленцем, однако все знали про его "тайную связь" с завхозом. Когда эта сладкая парочка пришла к власти, то они стали сожительствовать открыто. Кое-кому из мужиков стало неприятно и началось даже брожение. Однако, очень скоро, самые ярые критики власти заткнулись: кто-то странным образом утонул, кто-то отравился самогоном, а кто-то и просто исчез.

После таких дел, мэра критиковать перестали, и жизнь в посёлке потекла своим чередом.

"- Какая разница, кто с кем спит и кто кому сосёт?
– рассуждали близкие к власти мужики и женщины.
– Главное, чтобы все сыты, живы и здоровы были..."

Тем более, что были и среди обычных жителей такие же "сладкие парочки". Как между мужчин, так и между женщин...

Однако, нет-нет, да случались эти "вредные гнилые разговорчики", наподобие того, что завёл сейчас Семёныч.