На одном дыхании!
Шрифт:
– Что римский?
– Папа римский сказал вам, что я не человек, а волк?
– Я поеду, Марк Анатольевич, – твердо и громко сказала Варя. – Извините. Можете в понедельник меня уволить.
– Уволю, – пообещал Волошин, – так что до понедельника давайте без мелодрам, образных сравнений и папы римского! Значит, вы решили, что ключи просто перепутали. Кто мог их перепутать? Разлогов?
– Разлогов не мог, – все так же отчетливо-громко выговорила Варя.
…Господи, во что она ввязалась?! Кого решила спасать?! И зачем?! Невозможно спасти того, кто не хочет спасаться или убежден в том, что спаситель – враг, который пришел, чтобы его добить!
– Разлогов уже умер, а сейф мы
– Глафира Сергеевна у нас на работе после смерти мужа не была ни разу, – холодно сказал Волошин. – И вам об этом отлично известно! Ключи мог перепутать только я. И, вы правы, я их перепутал.
Варя вытаращила глаза. Сверкнули ее очки. Кого-то она все время напоминала Волошину, и это было… неприятное напоминание. Только он никак не мог вспомнить, кого именно.
– Ну да, – морщась, продолжал Волошин, – ключи я перепутал. Но вся штука в том, что тот, который у меня, не подходит тоже!
– Как?! – поразилась Варя. – Вы пробовали?!
– Примерно раз тридцать. И ни разу он не подошел, представьте.
– Марк Анатольевич, можно мне куртку снять? – вдруг спросила она школьным голосом. – Ужасно жарко.
– Извините меня, – помолчав, сказал он, и благодарная Варя моментально стянула куртку.
От ее благодарного личика и еще от того, что куртку у нее он так и не принял, ему стало неловко. Мать говорила, что в последнее время он стал похож на шпица Дона Карлоса. Дон Карлос лаял на всех без разбору хриплым от старости лаем, а когда не лаял, все равно бывал всем недоволен, сопел и смотрел на людей презрительно.
Один в один он, Марк Волошин!..
– Но если второй тоже не подходит, – забормотала Варя, – значит, должно быть какое-то объяснение…
– Никакого нет.
– Должно быть, Марк Анатольевич!
Сейчас ты додумаешься до того, что ключи я мог перепутать, только если лазил в домашний разлоговский сейф, подумал мизантроп Дон Карлос. И задашься вопросом, зачем меня туда понесло и что именно я мог там искать. Ты ведь… умная девочка!.. Ты ведь и ко мне прилетела… неспроста! Какая-то цель у тебя есть, правда, девочка? Должна быть какая-то очень простая и ясная цель, и это явно не желание найти ключ от сейфа!
…Правда, девочка?..
Так с ним бывало в последнее время – он расслаблялся на секунду, а потом снова весь подбирался, жесткий, неприступный и ощетиненный, как кусок колючей проволоки.
– Стойте! – вдруг вскрикнула Варя и схватила его за рукав. – Стойте, Марк Анатольевич!
– Я… стою.
Он не успел еще как следует принять вид куска колючей проволоки, и Варя окончательно сбила его своим хватаньем за рукав. Он смотрел на нее с любопытством, обычным искренним любопытством, как нормальный человек.
– Был еще один ключ! – выпалила Варя радостно. – Ну конечно! Вспомните! Мы заказывали два сейфа фирмы «Крупп».
– Два, но не три же!
– И один дверной замок! Той же фирмы. То есть где-то есть еще один желтый ключ с буквами «Крупп»! И я даже знаю, где он есть!
– Черт побери, – сказал Волошин весело. – Точно!
– Замок ставили у Разлогова в кабинете, на даче! Значит, ключ этот на даче!
Волошин быстро соображал. Как он мог забыть про кабинетный ключ?! Ведь он действительно был, и той же фирмы, а они все, эти ключи, похожи как две капли воды?! И Разлогов действительно держал дверь в кабинет запертой на ключ, потому что его собака повадилась заходить и валяться на бумагах, которые хозяин вечно расшвыривал где ни попадя! Однажды таким макаром разлоговская собака прочитала научный труд по химии, переданный в «Эксимер» на рецензию. Научный труд в министерство направил самородок из Саратова, а из министерства переслали Разлогову, чтоб тот дал компетентное заключение, ну и чтоб самим с самородком не связываться. Суть труда по химии заключалась в том, что вода имеет молекулярную и атомную память, теория подкреплялась примерами из русских народных сказок о «живой» воде, способной поднять на ноги мертвеца, и «мертвой», способной свалить с ног хоть кого, даже Змея Горыныча. Предлагалось выделить бюджетное финансирование – на научное исследование и создание установки, генерирующей, с одной стороны, «живую», а с другой – «мертвую» воду. По создании установки предполагалось установить полное мировое господство, более ни рубля не тратить на военные нужды, а все высвободившиеся деньги пустить на построение на Земле полного и окончательного коммунизма.
Разлогов прочитал труд самородка, написал на первой странице заключение – «Наукообразный бред и мракобесие» – и швырнул труд в угол. Разлоговская собака довела заключение до логического конца. Она явилась в кабинет, обнаружила в углу труд, перелистала его и не нашла ничего лучшего, чем часть изорвать в клочки, а часть изжевать до неузнаваемости.
Все бы ничего, но труд был «на контроле» в министерстве, и, матерясь, хохоча и угрожая мастифу установкой с «мертвой» водой, Разлогов полночи клеил труд скотчем, а потом копировал на ксероксе, чтоб повреждения были не так заметны. Разлоговская собака сидела рядом, смотрела с интересом и вроде бы даже сочувствовала, но с тех пор из доверия вышла. Кабинет Разлогов стал запирать. Он был заперт всегда – Разлогов выходил и поворачивал ключ, который из замка никогда не вынимался.
Выходит, Волошин перепутал все ключи?! Выходит, он открыл запертую дверь в разлоговский кабинет, машинально сунул ключ от двери в карман, где уже был ключ от офисного сейфа, потом открыл и закрыл кабинетный сейф, не найдя там того, за чем он, собственно, приезжал на дачу. Он сильно нервничал, все время прислушивался, трясся, как заяц, и ненавидел себя – эту ненависть он помнил отлично, от нее даже во рту был дрянной вкус, как от дешевых сигарет! Значит, он вышел, вставил ключ в замочную скважину двери – это он тоже помнил отлично, – а потом… потом…
– Марк Анатольевич, что с вами? Вам плохо?
– Хорошо.
– Марк Анатольевич, может, воды принести?
– Ничего не нужно.
– Марк Анатольевич, может…
Волошин повернулся и размашистыми шагами ушел от нее куда-то, Варя не поняла куда, как не поняла и того, что с ним могло приключиться на ее глазах такого страшного, отчего он сначала побледнел, потом позеленел, глаза у него как будто провалились, и нос вытянулся. Она постояла-постояла возле громадного дивана, косясь на кожаную прямую спинку, на которой лежал отсвет тусклого осеннего дня. И этот кожаный блеск раздражал и пугал ее, словно рядом лежала огромная рептилия, Варя отошла от дивана, пожала плечами и выглянула в коридор.
Никого.
– Марк Анатольевич! – Она прислушалась. – Я еще хотела рассказать про телефон!
Некоторое время ничего не происходило, а потом Волошин появился с другой стороны, не с той, куда она смотрела.
– Идите сюда.
– А?!
– Идите сюда.
И пропал из глаз. Варя кинулась на зов, споткнулась о какую-то скамеечку, ушибла ногу, заскакала, шипя от боли, и очнулась еще в одном сумеречном помещении, заставленном дубовыми шкафами. Только здесь в шкафах были не книги, а тарелки, стоявшие как-то не по-людски. Нормальные тарелки стоят нормально, стопочками, друг на друге, а тут они были выставлены… лицом, как книги на выставочном стенде!