На одном дыхании!
Шрифт:
– Вам плохо?
– Марку плохо, – тихо сказала Варя. – Ему с утра плохо.
– Мне давно плохо, – неожиданно весело объявил Волошин. – Позвольте я сяду.
– Сапогов говорит, Прохоров фотку в номер поставил, – доложил Дэн Столетов издалека, – лично сам.
– Лично сам, – повторила Глафира. – Все ясно.
– Что ясно? – осведомился Дэн. – И что это за бумаги, я не понял!
– Ясно, зачем была нужна та фотография, – Глафира лихорадочно копалась в ящике, вытаскивала и кидала обратно какие-то таблетки в блестящих облатках. – Вот. Нитроглицерин
– Мне ничего не нужно.
– Лучше бы валокордин, – тихо попросила Варя. – Давайте я сама поищу.
– Вы же секретарь, да?
– А вы тоже меня… не помните?
– Помню, – копаясь в ящиках, ответила Глафира, – я все помню, только ничего не понимаю. Или понимаю слишком поздно! Вы знаете Дремова?
– Нашего юриста? Конечно, знаю.
– Позвоните вашему юристу и спросите, какие сделки Разлогов совершал в последнее время. Только не от имени «Эксимера», а от своего собственного. Ну что-нибудь покупал или продавал! Сделаете?
– Ну… Конечно.
– Вот. Валокордин. Сколько вам налить, Марк? Полстакана?
– Валяйте полстакана.
Варя решительно забрала у Глафиры пузырек и стала капать в стаканчик. Она капала и шевелила губами – считала.
Глафира подошла к Волошину и присела рядом с ним на диван.
– Я так замучилась, – вдруг пожаловалась она. – И вы меня чуть не доконали совсем.
– У меня есть все шансы умереть от сердечного приступа. И мы будем квиты.
И они посмотрели друг на друга.
– Где документы, Глафира?
– Сейчас, – сказала она. – Сейчас я вам все расскажу про ваши драгоценные документы. Только ответьте мне, семь лет назад у Разлогова была черная машина с водителем? Водитель такой… мордатый?
Волошин на нее уставился.
– Что вы опять выдумали, Глафира Сергеевна?
– Отвечайте, Марк!
– Мне, ей-богу, надоело перед вами оправдываться!
– Глафира Сергеевна, – встряла Варя, которая точно так же, как Дэн Столетов, знала, что она должна защищать – только не Глафиру, а, наоборот, Волошина, – что вы кричите?! Ему и так, видите, нехорошо…
– Марк, у Разлогова была машина с водителем?
– Ну конечно нет! Семь лет назад мы только пришли в «Эксимер», и не было у нас никаких водителей. И быть не могло!
– Вот именно, – сама себе сказала Глафира. – Так я и думала! Бедная Вера Васильевна! Умерла просто так. Впрочем, наверное, это даже лучше – умереть, не зная…
– Кто… еще умер?!
– Вера Васильевна, нянька вашей драгоценной Марины Нескоровой. Ее убили, а я все равно догадалась. И получается, что убили ее из-за меня. Вряд ли она просто так умерла, вот ни с того ни с сего да еще после визита сюда… И все из-за денег. Из-за огромной кучи денег. Нет, даже не кучи, а горы! Из-за горы денег! Ведь это месторождение в горах, Марк?!
Волошин залпом опрокинул лекарство, сморщился, как от водки, и подышал открытым ртом.
– Здорово! – похвалил он Глафиру. – Отличная работа. Впрочем, вы же и есть… законная наследница! Все верно. Вот только наследовать нечего. Документов нет.
– Что происходит? – подал голос Дэн. Он в отдалении потихоньку таскал со сковородки ломтики картошки. Он нервничал и от этого страшно хотел есть. – Какие кучи и горы? Какие месторождения? Алмазов?
– Почти, – объяснила Глафира, – кварцитов. Это редкий природный минерал. У него какие-то там уникальные свойства, и его используют в промышленности, и в оптике, кажется. Так, Марк?
Волошин молчал.
– Когда-то два предприимчивых парня, Разлогов и Волошин, купили этот участок на Байкале. Конечно, про месторождение тогда никто не думал, но геолого-разведочные работы они все же провели. На всякий случай. Работы эти проводились долго, да и неудивительно – далеко и неудобно, и парни эти никуда не спешили! Они и разведку начали просто так, потому что кто-то им сказал, что на схеме Дальстроя, датированной пятьдесят шестым годом, вроде бы в этом самом месте, что они купили, обозначено какое-то месторождение! А потом выяснилось, что там… кварциты. – Глафира улыбнулась. – А я ведь даже видела эту гору, Марк. Разлогов мне ее показывал, когда мы летом на Байкал летали. Горка себе и горка. Там таких много!
У нее даже фотографии были, самые настоящие, не какие-то там поддельные! Солнце светило, небо сияло, Байкал лежал внизу, обманчиво-ласковый, пригретый, совсем не грозный, каким был на самом деле. Впрочем, за несколько миллионов лет он отлично научился притворяться! В зарослях стланика было даже жарко, и Глафирину куртку нес Разлогов, и она тогда так обгорела, что на носу осталась белая полоска от очков, а щеки, наоборот, были красные, жаркие!
– И вы поняли, что месторождения кварцитов – это не разлоговская зарплата в «Эксимере», да? – Волошин снова взялся за сердце. – И организовали его смерть, чтобы получить миллионы и, так сказать, освободить себя.
– Получить миллионы могут только законные наследники, Марк, – печально сказала Глафира. – Ужасно, что вы меня так ненавидите!
– Что вам за дело до моей ненависти?..
– Потому что все это ложь! Все, что вы придумали! – крикнула Глафира, и Варя опять взяла Волошина за руку. – Вы ведь даже не слушаете меня! Я никогда не была законной женой Разлогова! Он не женился на мне, потому что никогда не разводился с Мариной Нескоровой! А мне было все равно – какая разница, есть штамп в паспорте или нет. Я ведь на самом деле его любила, пока он не объяснил мне, что любить его нельзя.
Волошин встал с дивана, зачем-то обошел его – Варя следила за ним встревоженными глазами, сел с другой стороны и взялся за голову. Дэн подумал было, что он тоже сейчас начнет рвать на голове волосы, но он не стал. Только заговорил очень тихо и как будто из последних сил.
– Вы… Что вы такое говорите… Разлогов не женился… на тебе?!
– Нет, Марк. Хочешь, паспорт покажу? Он как был, так и остался женат на Марине. Так что нет у меня мотивов, как видишь. Мотив есть только у тебя и у нее.